прибавить, что Свинцовскіе, славу Богу, перестали ѣздить через мою усадьбу, а доѣхавъ до конца К–го рубежа, поворачивали подъ прямымъ угломъ налѣво на большую дорогу, перерѣзая такимъ образомъ и другой рубежъ Порфирія Свинцова. Поле подъ рожь вспахали и передѣлали отлично, такъ что оно приняло видъ чернаго бархатнаго ковра, и какъ ни бились надъ утоптанною и укатанною дорогой, а добились до того, что и слѣдъ ея изчезъ. „Ну, думаю, слава Богу! авось отвыкнутъ.“
Въ одно истинно прекрасное и жаркое іюльское утро, толкуя съ поваромъ на балконѣ, я замѣтилъ двухъ человѣкъ, въ какой-то фантастической телѣжкѣ, подъѣзжавшихъ къ намъ со стороны Свинцовской дороги. Большая, статная, бурая лошадь была запряжена натяжною дугой. Или помѣщикъ, подумалъ я, или франтъ-купецъ. „Михайло! Не знаешь ли кто это такой?“ – „Не знаю. Никогда не видалъ.“ — „Ну, да Богъ съ ними! Къ намъ – узнаемъ, а мимо — не нужно.“ Въ это время я услыхалъ шорохъ въ передней, и не успѣлъ выйдти въ залу, какъ дверь изъ передней отворилась, и на порогѣ появился сѣдой, довольно полный господинъ, въ коричневомъ сюртукѣ.
— Честь имѣю рекомендоваться, сосѣдъ вашъ, А. Свинцовъ.
— Очень радъ. Не прикажете ли чаю, кофею или закусить? Мы только отпили кофей.
— Благодарю. Завтракать рано, а чаю я уже давно напился.
— Не угодно ли садиться?
— Благодарю. Все сидѣлъ дорогой. А знаете ли? Я пріѣхалъ къ вамъ съ жалобой.
— На кого или на что? Позвольте узнать.
— На васъ! воскликнулъ сосѣдъ, серіозно раскатывая глазами. – Вы сдѣлали такое распоряженіе (тутъ онъ откинулъ верхнюю часть корпуса назадъ и значительно разставилъ руки) qui bouleverse tout mon bien-être! Вы запахали дорогу, по которой мы испоконъ вѣку ѣздимъ. Согласитесь, что этого нельзя дѣлать.
— Этой дороги и на генеральномъ планѣ нѣтъ.
— Это все равно, есть она на планѣ или нѣтъ ея. Куда же намъ-то дѣваться? Какъ намъ теперь попасть на большую дорогу?
— Вопервыхъ, позвольте замѣтить, что съ юридической точки зрѣнія далеко не все равно нанесена ли дорога на планъ или
