Вотъ другой глаза таращитъ,
(Онъ, старикъ, дремалъ весь день)
И въ потемкахъ видитъ, кто-то
Перелѣзъ черезъ плетень.
И за грядами, гдѣ бурый
Хмѣль оборванъ и повисъ,
У скамьи сошлись двѣ тѣни
И любовно обнялись…
Хуторокъ не скоро понялъ…
— Что̀ за чортъ!.. Одни!.. впотьмахъ!..
Подошли, — скрипитъ ступенька…
Спичка чиркнула въ сѣняхъ…
Эге-ге! Дивчину вашу
Не сберегъ и домовой…
Вотъ каковъ нашъ астраханецъ!
И добро бы холостой!
— Ахъ, грѣхи, грѣхи! И утромъ
Проболтался хуторокъ…
Ахнувъ, бросила старушка
Недовязанный чулокъ.
Вот другой глаза таращит,
(Он, старик, дремал весь день)
И в потемках видит, кто-то
Перелез через плетень.
И за грядами, где бурый
Хмель оборван и повис,
У скамьи сошлись две тени
И любовно обнялись…
Хуторок не скоро понял…
— Что за чёрт!.. Одни!.. впотьмах!..
Подошли, — скрипит ступенька…
Спичка чиркнула в сенях…
Эге-ге! Дивчину вашу
Не сберег и домовой…
Вот каков наш астраханец!
И добро бы холостой!
— Ах, грехи, грехи! И утром
Проболтался хуторок…
Ахнув, бросила старушка
Недовязанный чулок.
