Я-ль одинъ ищу самозабвенья,
Въ роскоши, въ истомѣ наслажденья,
Въ шопотѣ изнѣженныхъ рѣчей,
Въ ропотѣ измѣнчивыхъ страстей,
Въ клеветѣ, въ отравѣ лицемѣрья, —
И, — благословляя легковѣрье,
Я-ль одинъ, измятъ и одинокъ,
Издали любуюсь на порокъ?
Чудный вѣкъ! Всему рукоплесканья,—
И фигляру, и пѣвцу страданья,
И властолюбивымъ крикунамъ,
И за призы кровнымъ скакунамъ,
Миру, и — побѣдному трофею,
И за жестъ фанатику злодѣю,
И тому, кто, соблюдя законъ,
Незаконно нажилъ милліонъ!
Какъ заманчиво и какъ отважно
Все, что̀ пошло, лживо и продажно,
Какъ похожъ на радужный обманъ
Современной женщины романъ!
И какъ модныхъ прихотей соблазны
Стали тонки и разнообразны,
Я ль один ищу самозабвенья,
В роскоши, в истоме наслажденья,
В шёпоте изнеженных речей,
В ропоте изменчивых страстей,
В клевете, в отраве лицемерья, —
И, — благословляя легковерье,
Я ль один, измят и одинок,
Издали любуюсь на порок?
Чудный век! Всему рукоплесканья,—
И фигляру, и певцу страданья,
И властолюбивым крикунам,
И за призы кровным скакунам,
Миру, и — победному трофею,
И за жест фанатику злодею,
И тому, кто, соблюдя закон,
Незаконно нажил миллион!
Как заманчиво и как отважно
Всё, что пошло, лживо и продажно,
Как похож на радужный обман
Современной женщины роман!
И как модных прихотей соблазны
Стали тонки и разнообразны,
