Страница:Polonsky Polnoe Sobranie Stikhotvoreniy 1896 tom 2.pdf/169

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Эта страница была вычитана


Зимой, когда мятель шумѣла въ вечеръ поздній,
И погасалъ въ лампадѣ огонекъ,
И странный храпъ въ дому былъ слышенъ — адскихъ козней
Не разъ мы трусили, забившись въ уголокъ.
Тогда плечомъ къ плечу впотьмахъ мы робко жались,
Быть можетъ, цѣловались иногда;
Но никогда мы, никогда
Въ своей любви не признавались!

Но вотъ, жизнь грубая на все дохнула прозой,
Неопытныхъ дѣтей подстерегла,
Мнѣ отравила умъ неслыханной угрозой,
Постыдной клеветой ей душу обожгла,
И какъ враги съ тѣхъ поръ другъ друга мы чуждались,—
Мы смутно понимали, въ чемъ бѣда…
И все вдругъ поняли, когда
Въ прощальный часъ въ любви признались.


Тот же текст в современной орфографии


Зимой, когда метель шумела в вечер поздний,
И погасал в лампаде огонек,
И странный храп в дому был слышен — адских козней
Не раз мы трусили, забившись в уголок.
Тогда плечом к плечу впотьмах мы робко жались,
Быть может, целовались иногда;
Но никогда мы, никогда
В своей любви не признавались!

Но вот, жизнь грубая на всё дохнула прозой,
Неопытных детей подстерегла,
Мне отравила ум неслыханной угрозой,
Постыдной клеветой ей душу обожгла,
И как враги с тех пор друг друга мы чуждались,—
Мы смутно понимали, в чем беда…
И всё вдруг поняли, когда
В прощальный час в любви признались.