испорченномъ нарѣчіи, которое никогда не было самостоятельнымъ языкомъ.
Даровитый Шевченко, въ глубинѣ души своей былъ искренно убѣжденъ въ литературной, политической и нравственной несостоятельности малороссійскаго нарѣчія, какъ аномаліи; онъ глубоко чувствовалъ всю аномальность его и хотя, по принятому имъ отъ своихъ пріятелей производству въ украинскіе геніи—поэты, писалъ стихи на малороссійскомъ нарѣчіи, но въ душѣ своей онъ былъ русскимъ и думалъ про себя по русски. Вѣдь извѣстное дѣло: нашъ языкъ — тотъ на которомъ мы думаемъ и на которомъ разговариваемъ сами съ собою. Посмотрите же, что вышло: публика, своего особеннаго рода, требовала отъ Шевченка украинскихъ стиховъ, — ну, онъ и писалъ для нея такіе стихи; а свой »Дневникъ«, назначенный имъ не для публики, а для печати, писалъ на чистомъ русскомъ языкѣ. Желающіе познакомиться съ этимъ »Дневникомъ Шевченка«, могутъ найти его въ книжкахъ »Основы« за 1862 годъ. — Что же доказывается этимъ? А вотъ что: когда уже самъ Шевченко писалъ свой искреннiй »Дневникъ« на общемъ, чистомъ русскомъ языкѣ, а не на малороссійскомъ нарѣчіи, то-значить-онъ самъ сознавалъ неприличіе и неспособность малороссійскаго нарѣчія для серьезнаго употребленія. Онъ своимъ »Дневникомъ« какъ будто говоритъ намъ вотъ-что: »можно, пожалуй, иногда поговорить по-малороссійски, написать малороссійскую виршу и пропѣть малороссійскую пѣсню, такъ точно какъ можно иногда и потанцовать трепака; но танцовать постоянно въ мѣсто обыкновеннаго хожденія ногами, — это, воля ваша, былобы черезъ-чуръ не нормально: вотъ тоже разумѣйте и о вашей малороссийской литературѣ«. — Шевченко чувствовалъ, сознавалъ это, и, въ слѣдствіе того, самъ съ собою, въ тайникѣ своего »Дневника«, говорилъ по русски, а не по-украински. — »Дневникъ« его, такъ наивно противъ собственныхъ тенденцій напечатанный »0сновою«, рветъ всѣ нитки этой
испорченном наречии, которое никогда не было самостоятельным языком.
Даровитый Шевченко, в глубине души своей был искренно убежден в литературной, политической и нравственной несостоятельности малороссийского наречия, как аномалии; он глубоко чувствовал всю аномальность его и хотя, по принятому им от своих приятелей производству в украинские гении—поэты, писал стихи на малороссийском наречии, но в душе своей он был русским и думал про себя по-русски. Ведь известное дело: наш язык — тот на котором мы думаем и на котором разговариваем сами с собою. Посмотрите же, что вышло: публика, своего особенного рода, требовала от Шевченко украинских стихов, — ну, он и писал для неё такие стихи; а свой «Дневник», назначенный им не для публики, а для печати, писал на чистом русском языке. Желающие познакомиться с этим «Дневником Шевченко», могут найти его в книжках «Основы» за 1862 год. — Что же доказывается этим? А вот что: когда уже сам Шевченко писал свой искренний «Дневник» на общем, чистом русском языке, а не на малороссийском наречии, то-значит-он сам сознавал неприличие и неспособность малороссийского наречия для серьезного употребления. Он своим «Дневником» как будто говорит нам вот-что: «можно, пожалуй, иногда поговорить по-малороссийски, написать малороссийскую виршу и пропеть малороссийскую песню, так точно как можно иногда и потанцевать трепака; но танцевать постоянно вместо обыкновенного хождения ногами, — это, воля ваша, было бы чересчур не нормально: вот тоже разумейте и о вашей малороссийской литературе». — Шевченко чувствовал, сознавал это, и, в следствие того, сам с собою, в тайнике своего «Дневника», говорил по-русски, а не по-украински. — «Дневник» его, так наивно против собственных тенденций напечатанный «0сновою», рвет все нитки этой
