— Et moi qui ne me doutais pas!... — восклицала княжна Марья. — Ah! André, je ne vous voyais pas.[1]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurnicheuse,[2] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon,[3] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее были и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
— И ты решительно едешь на войну, André? — сказала она, вздохнув.
Lise вздохнула тоже.
— Даже завтра, — отвечал брат.
— Il m’abandonne ici, et Dieu sait pourquoi, quand il aurait pu avoir de l’avancement...[4]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
— Наверное? — сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
— Да, наверное, — сказала она. — Ах! Это очень страшно...
- ↑ А я и не подозревала!.. Ах, Андрей, я и не видела тебя.
- ↑ плакса,
- ↑ настоящий,
- ↑ Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение...