Файл:B00000541.png
у мудрецовъ у этихъ и другихъ: какой часъ важнѣе всѣхъ, какой человѣкъ нужнѣе6 всѣхъ7 и какое дѣло8 дороже всѣхъ.9 И не могъ никто отгадать. И все думалъ объ этомъ царь и у всѣхъ спрашивалъ. И отгадала10 ему11 дѣвица. Она сказала, что важнѣе всѣхъ часовъ теперешній, потому что другого ни однаго нѣтъ такого же. A нужнѣе всѣхъ тотъ человѣкъ, съ к[оторымъ] сейчасъ имѣешь дѣло, п[отому] ч[то] только этого12 человѣка13 и14 знаешь. А дороже всѣхъ дѣлъ то, чтобы сдѣлать этому человѣку доброе, п[отому] ч[то] это одно дѣло15 тебѣ навѣрно на пользу. —
Вотъ эта мысль не разрѣшаетъ для меня вопросъ денегъ, а ставитъ его на то мѣсто, к[оторое] ему подобаетъ. Цѣлую васъ. Поклоны и любовь вашей женѣ, Н[иколаю] Л[укичу], Ал[ександрѣ] Прох[оровнѣ],16 Ѳ[едору] Э[дуардовичу], О[льгѣ] Н[иколаевнѣ], Иванову, Емельяну.
Я получаю много писемъ изъ Америки. Два отъ старинныхъ членовъ Non resistance.17 — И это меня радуетъ. И здѣсь братья и тамъ.
У васъ какъ будто зарождается холодность къ П[авлу] Ивановичу. Если ошибаюсь, простите, а если правда, подумайте о немъ, а не о себѣ, о своей правотѣ, и возстановится благо любви. А его нельзя не любить.
Полностью публикуется впервые. Два отрывка напечатаны в ТЕ 1913, стр. 53—54 и один отрывок в Б, III, стр. 83. Притча о мудрой девице, включенная в это письмо, напечатана с незначительными изменениями во втором издании сборника «Цветник». Киев. 1888, стр. 159. На подлиннике письма надпись синим карандашом рукой Черткова «№ 145. Я. П. 20 июня 87». Так как второе из писем Черткова, на которое отвечает Толстой было написано 17-го июня и послано на почту в тот же день с нарочным, как это видно из текста этого письма, и могло быть получено в Ясной поляне 19 июня, а Толстой указывает, что получил его «вчера», то датировку, сделанную Чертковым, можно считать правильной.
Толстой отвечает Черткову на письма от 12-го и 17-го июня 1887 г. В первом из этих писем Чертков пишет: «Дорогой друг Л[ев] Н[иколаевич]; жизнь наша здесь течет спокойнее и сравнительно гораздо, как мне кажется, правильнее, чем в Петербурге: хотя если посмотреть не туда, а к тому миру крестьян, который копошится, как муравейник, около нас, то поражаешься ненормальностью своей жизни в барском доме, на барских харчах; но — дай бог — не в барских занятиях. Я чувствую, что мы трудимся, и если не тем нормальным трудом, каким трудится простой рабочий человек (это, мне кажется, от нас пока закрыто — лишь бы только я не ошибался), то, по крайней мере, мы сознаем, что [стремимся] к тому, чтобы трудиться, как они. Мы идем против течения барской жизни, и нас, по крайней
