так как там неудобства города, но преимущество быть с тобой совершенно уравновешиваются, что не было никакого основания мне не хотеть ехать. Если я сказал вчера, что мне лучше не ехать, то только п[отому], ч[то] устал еще и не хотелось суеты [?] переезда. — Ну, да всё равно; как бы ни было, — нет причины огорчаться, и я с радостью приеду, особенно теперь, п[отому] ч[то] не буду спокоен за тебя.
Пишу, и не пишется, п[отому] ч[то] ты так напугала меня тем, что все слова мои понимала так, что они огорчали тебя, что боюсь писать. Ну, да что много говорить. Если я по недоразумению и дурному, усталому настроению огорчил тебя нечаянно, то прости меня. Я потому прибавляю: нечаянно, что не мог нарочно сделать тебе больно, т[ак] к[ак], как я писал тебе и говорил, я в последнее время чувствовал всё только большую и большую любовь к тебе.
Ну вот, отвечай поскорее, а я поскорее приеду и, мож[ет] быть, в этот промежуток съезжу в Пир[огово], но главное дело в том, чтобы ты не страдала т[ак], к[ак] ты страдала здесь и уезжая. — Страдая так, ты страдаешь не одна, а и я тоже. И не могу же я de gaité de coeur2 себя мучить. Стало быть, если это случается, то по какому-нибудь несчастному подозрению.
Целую тебя. Напиши скорее.
На конверте: Москва. Хамовническ. пер., д. № 21. Графине Софье Андревне Толстой.
Согласно Ежедневнику С. А. Толстой, она 29 ноября поехала в Ясную Поляну. 1 декабря вернулась в Москву. Обратному ее отъезду в Москву предшествовало тяжелое утро. В несдержанно-возбужденных словах С. А. Толстая описала соответствующие события в своем дневнике под 1 декабря.
1 [за и против]
2 [умышленно]
1899 г. Февраля 11 или 12. Москва.
Не писал тебе вчера, милая Соня, п[отому] ч[то] встал с очень сильной болью в руке и с лихорадоч[ным] состоянием. Нынче совершенно здоров и могу писать, не боясь встревожить тебя.
С замиранием сердца ждем известий о милой, дорогой Тане. Я решил, что поеду, если только Саша1 поедет, но ему нельзя ехать, и мы остались. С одной стороны, это лучше, п[отому] ч[то] и стар и слаб и могу стеснить тех, кого хочу видеть. Хотя я решил остановиться в гостинице. Спрашиваю я докторов: что, как ползучее восп[аление]? Говорят, что при сильном организме — ничего. Знаю, что все умрем, что в смерти нет ничего дурного, а больно. Очень я ее люблю. Скажи ей это, если можно. Жаль и А[лександра] М[ихайловича] и детей.
У нас всё хорошо. Миша вчера и нынче не ходил2 от сильнейшей зубной боли, — нынче раздулась щека. Посетители одолевают. Но нынче в первый раз немного поработал хорошо.—
Что ты? Нет еще писем от тебя. Береги себя и помогай им. От Сережи письмо к тебе. Всё еще в карантине.3 Интересные подробности. Целую тебя и всех Кузм[инских].
На конверте: Киев. Судебная палата. Александру Михайловичу Кузминскому. Соне.
С. А. Толстая поехала в Киев к тяжело заболевшей воспалением легких сестре Т. А. Кузминской.
1 Александр Андреевич Берс, брат С. А. Толстой.
2 На занятия.
3 С. Л. Толстой писал Софье Андреевне 26 января/7 февраля 1899 г. из Галифакса: «Мы теперь вот уже 12 дней в карантине. До сих пор около 700 духоборов живут на пароходе, а 1300 на острове Св. Лаврентия в бараках».
