эгоизм ужасает и действует на меня как вид ужасной, гноящейся, вонючей раны.
Я давно набираю это чувство и вот высказал, только больно то, что знаю вперед, что всё, что я сказал, будет спокойно откинуто, как нечто неприятное, нарушающее эгоистическое самодовольство. Если же нет, и ты, Миша, подумаешь и заглянешь в себе и согласишься и захочешь вызвать в себе не достающее, то я буду очень рад. Только признать свои несовершенства, и сейчас же выступят сами собой все хорошие свойства. А они есть в тебе.
Очень уж наболело у меня сердце от этих двух мальчиков. Андрюша, к[оторый] вчера не пришел к тебе, вернулся опять Бог знает когда. Я лег во 2-м часу,его не было. И нынче доволен и горд и куда то исчез опять.
Ужасно тяжело видеть в моей семье такое противуположное всему тому, что нетолько теперь, но всегда прежде считал хорошим.
Ну, довольно. Тебе и так скучно, а я еще докучаю. Да хотелось излить горе. А кому же ближе, как тебе. Лева нынче, смотрю, вставляет сам двойную раму с Дорой. Я всегда этому радуюсь. Маша ходила на деревню к больным; учит сейчас и переписывает письмо, к[оторое] я написал Иркутск[ому] начальн[ику] дисци[плинарного] батальона.1 Я утро спал, писал, последние дни в своей работе запутался и был бы огорчен, если бы не знал, что это бывает и пройдет и еще лучше уяснится. Ты не скучай и не унывай. Ты говорила, что твой приезд мог быть для нас не так приятен, как прежний. Я, напротив, очень был тобой доволен, и очень хорошо было с тобой, и хотел бы тебя не покидать и для тебя и для себя в духовном отношении.
Таня решила 18 переезжать, я не спорю, но я, если думал, то решил, когда выпадет снег; нынче ветрено и похоже на приближение снега.
Я нынче всё утро в постели сочинял стихи в роде Фета, в полусне. В полусне только это простительно.
Целую тебя, Мишу и Сашу.
Еще событие у меня то, что читаю прекрасную, удивительную статью Carpenter,2 англичанина, о науке.
На конверте: Москва. Хамовники, Графине Софье Андревне Толстой, свой дом.
