поляне» («Родник». 1906. №№ 23—24, стр. 59—64); «Воспоминания прошлого (быль)» Типогр. Губернского правления. Орел. 1885; «Отношение графа Льва Николаевича Толстого к войне вообще» (Пгр. 1915); «Tolstoy et la guerre» («La Revue» 1917. № 1—2); «Моя жизнь дома и в Ясной поляне». Три части в изд. Сабашникова, первое издание М. 1925—1926, второе издание — М. 1927—1928. В первой части своих воспоминаний Кузминская рассказывает о своих предках и родителях, о своем детстве и отрочестве, кончая рассказ женитьбой Толстого в 1862 г. Вторая часть охватывает эпоху писания «Войны и мира», третья часть доводит изложение до 1868 г. Кроме того Т. А. Кузминская написала: рассказ «Бабья доля» (проредактирован Толстым и напечатан в «Вестнике Европы», 1886. № 4; отдельно издан «Посредником» М. 1886 г.); «Бешеный волк» (напечатан в «Вестнике Европы» 1886. № 6; отдельно — М. 1891); «Сестра и я» («Семейные вечера») «Из жизни крепостной девочки» Спб. 1911; «Вегетарианский стол» Спб., пять изданий. О Т. А. Кузминской см. статью В. В. Нагорновой, рожд. Толстой: «Оригинал Наташи Ростовой в романе «Война и мир». Молодость Т. А. Кузминской» (иллюстр. прил. к «Новому времени» 1916, №№ 14400, 14413, 14427 и 14434). После смерти Т. А. Кузминской в Ясной поляне остался ценный архив, включающий обширную переписку Т. А. Кузминской с С. А. Толстой и рядом лиц, связанных с Толстым и Ясной поляной. Архив этот хранится в ГТМ.
1862. Сентября 14. Москва.
Софья Андревна!
Мнѣ становится невыносимо. Три недѣли я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу съ той же тоской, раскаяньемъ, страхомъ и счастьемъ въ душѣ. И каждую ночь, какъ и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачѣмъ я не сказалъ, и какъ, и что бы я сказалъ. Я беру съ собой это письмо, чтобы отдать его вамъ, ежели опять мнѣ нельзя или не достанетъ духу сказать вамъ все.
Ложный взглядъ вашего семейства на меня состоитъ въ томъ, какъ мнѣ кажется, что я влюбленъ въ вашу сестру Лизу.1 Это несправедливо. Повѣсть вашa засѣла у меня въ головњ, оттого что, прочтя ее, я убѣдился въ томъ, что мнѣ, Дублицкому,2 непристало мечтать о счастіи, что ваши отличныя, поэтическія требованія любви... что я не завидовалъ и не буду завидовать тому, кого вы полюбите. Мнѣ казалось, что я могу радоваться на васъ, какъ на дѣтей.
В Ивицахъ3 я писалъ: Ваше присутствіе слишкомъ живо
