надеется, а я за нее менее надеюсь. Ужасно странно таинственно это зарождение жизни в другой жизни и независимость судьбы этой жизни от того существа, в к[отором] она зарождается.
Странно п[отому], ч[то] нам кажется, что это почти одна жизнь в одном теле, а в действительности это такая же независимая от тебя жизнь теперь, какою она будет, если проживет до 20, 30 лет.
Надеюсь, что Коля не даст тебе этого письма, а я на ципочках так же уйду, как и приш[ел]. Прощай, душенька, целую тебя.
Датируется на основании пометы на письме рукою М. Л. Оболонской: «15 апр. 1904 г.». Впервые опубликовано в журнале «Современные записки» (Париж) 1926, XXVII, № ХСІІ, стр. 279, с датой: «Апрель 1904 г.».
1904 г. Апреля 15. Я. П.
Любезный брат Тихон,
Простите, что так долго не отвечал на ваше, до глубины души тронувшее меня, письмо от 19 апреля.1 Думаю, что вполне понимаю всю тяжесть вашего положения и трудность выдти из него. Я знал, — это было лет 15, если не больше, — священника Аполлова2 ставропольской епархии, кот[орый], сознав невозможность продолжать свое дело, заявил архиерею, был вызван на увещание. По естественной слабости (у него был ребенок и жена, не разделявшая его взгляды) отрекся (на словах) от своих сомнений и был возвращен в свой приход. Но не мог пробыть и года и опять заявил о желании выдти из своего звания и расстригся. Жена оставила его, и он от волнения и горя заболел и через год умер. Это был святой мученик своих убеждений. Но нельзя заставить себя быть мучеником. Мученичество вытекает само собой, неизбежно, из свойств души и положения, в к[оторое] поставлен человек. И потому вам, сколько я могу понять вас из ваших писем, надо искать иной выход. Только уехать за границу я бы не советовал. Страшно лишить себя возможности возвращения. Нельзя ли выдти из звания по признанию себя неспособным к исполнению обязанностей
