Сашка.
Сказали, что придутъ.
Да чтожъ онъ, всталъ? пошолъ?
Нѣтъ, все лежатъ. Я имъ еще сказалъ,[1] чтобъ изволили итти, они разсерчали, — не мѣшай, сказали и опять стали читать.
Ну, бѣги еще разъ. (Встаетъ и въ сторону.) Опять это огорчить его, ахъ, Боже мой! — (Къ мужу: цѣлуются рука въ руку.) Здравствуй, мой дружокъ, хорошо-ли ты почивалъ?
Прекрасно...
Кофею хочешь, мой другъ?
Да. Только, пожалуйста, не сладко, какъ всякій разъ какъ сыропъ. А Валерьяна нѣтъ?
Онъ въ саду, читаетъ, сейчасъ придетъ, мой другъ. А сухариковъ ты хочешь? (Подаетъ ему.)
«Bestimmung des Menschen»[2] читаетъ. Какъ[же] — философъ! а что отецъ его[3] разъ говорилъ, что онъ хочетъ видѣть его за завтракомъ, такъ этаго нѣтъ. А разсуждать мастеръ. Съ попомъ объ философіи и дурней помѣщиковъ удивлять своими фразами, только на это и взять.
Да онъ вѣдь готовится къ экзамену, мой другъ, иногда и зачитается, увлечется.
Ахъ, ужъ этотъ мнѣ экзаменъ, матушка, вотъ гдѣ сидитъ. Изъ экзамена изъ этаго выйдетъ тожъ, что изъ хозяйства, изъ, живописи, изъ службы: все начнетъ и броситъ, ужъ это я тебѣ говорю. Я его знаю. Коли бы хотѣлъ учиться, такъ учился бы, пока былъ въ Университетѣ, а не проваливался бы на экзаменахъ
