1895 г. Апреля 28. Москва.
Каждый день собираюсь писать вам, дорогой Дмитрий Александрович, и до сих пор не собрался. Не знаю, старость ли это, новая ступень ее, наступила, или напряженная жизнь этих последних двух с половиною месяцев — смерть ребенка, болезнь жены — сделали то, что я очень умственно ослабел. Нет прежней энергии, радости мысли, а хочется не думать. Я немного жалею об этом, но утешаюсь тем, что это состояние не мешает, даже скорее содействует духовной жизни, т. е. доброму отношению к людям и существам и смирению.
Очень хотелось бы также, как и вы пишете, работать в поле, да, видно, не надо. Живу в городе, и теперь один с Таней и Сашей и двумя маленькими гимназистами, а жена с Машей уехала к своей приезжавшей за ней сестрой в Киев. Уехала на неделю или две. Жена ужасно потрясена смертью Ванички и потом перенесла тяжелую болезнь и теперь еще не поправилась. Впрочем, я написал, что мне очень хочется работать в поле. Это не совсем так. Мне почти всё равно. Знаю, что по моей слабости мне не удалось провести хоть часть моей жизни так, как я считаю хорошим, и я, хоть и с болью в сердце, но примирился с этим. Вот вас так мне очень жаль, что вы лишены этого. Но, верно, и вам так нужно; и я думаю, что ваша жизнь такая, какая она есть, нужна и полезна — и думаю, особенно полезна для так наз[ываемых] сектантов, с к[оторыми] вы в близких отношениях.
Чертков, вероятно, уже писал вам о неуспехе, до сих пор, по крайней мере, его записки.1 Очень тяжелое это вам, особенно Цец[илии] Влад[имировне], испытание,2 но что же делать, надо стараться употребить его себе на пользу. Отнять детей нельзя. И я искренно думаю, что отнятие это может сильнее привлечь к вам мнимо отнятых детей. От вас зависит привлечь их, и не только их, но и многих др[угих] к себе, что вы и делаете. Я на своих детях на опыте видел это: в возрасте от 10, 12 до 17, иногда позже — до 20 и больше лет, они уходят, отнимаются, а потом возвращаются, а вместо тех, кот[орые] не возвращаются, приходят другие. Не осудите меня в жестокости, Цец[илия] Влад[имировна], но я не только разумом, но опытом убедился в том, что тот, кто оставит дома, поля, жену, детей, братьев, найдет в 100 раз больше. На моих глазах вижу, что мать готова
