или просто не могут существовать разумные существа, каковыми мы себя сознаем, не зная, что мы, зачем мы, а главное — что нам делать. Если есть сомнение, то непременно вследствие того, что мы не делаем того, что знаем, что должны делать и в оправдание себя хотим узнать то, что нам не дано, не нужно и не должно знать. Нам нужно знать, что нам делать, как прожить эту жизнь? Как направлять свою волю? Что считать добром? И неужели мы не знаем этого и есть в этом хоть малейшее сомнение? И мудрость человеческая, и откровение, то, что мы считаем выражением воли бога, и наша совесть ясно говорят нам одно и то же: что надо не для себя, а для бога, служа ему; служение же ему проявляется в любви деятельной к ближнему, в любовном служении ближним. И больше знать ничего не нужно. Всякие попытки знать больше этого вытекают из неисполнения того, что дано знать, и составляют всегда ужасавшее меня кощунство, котор[ым] наполнены все богословия.
Вы говорите: «спастись». От чего спасаться? От того положения, в кот[орое] нас поставил бог, бог любви? Какое бессмысленное кощунство! Отец наш не губил нас и не ставил в такое положение, от кот[орого] надо спасаться. Напротив, oн поставил нас в самое твердое п безопасное положение, в кот[ором] нам не от чего спасаться, а нужно только исполнять его волю. От чего нам спасаться, когда мы от него изошли и к нему идем? В роде как когда мать, чтобы выучить своего ребенка ходить, только выпустила его из своих объятий. То же с нами делает Отец, пуская нас в жизнь. Так и не от чего нам спасаться. Нужно нам только делать то, чего он от нас хочет: верить в то, что мы от него изошли и к нему идем, что он, любя, бережет нас, и с любовью глядя на него, как ребенок на мать, делать то, что он хочет — шагать, как умеем. Он знает нашу слабость и не только не накажет или осудит наши слабые, неумелые шаги, но поддержит и ободрит, если мы сердцем захотим служить ему.
Не помню, в каком смысле я выразил согласие с мыслью вашего дяди1 о том, что бога нельзя знать. Знаю только то, что не в том смысле, что бог есть нечто недоступное для человека. Я не мог думать того, что бога нельзя знать, потому что убежден, что бога нельзя не знать, что единственное, что несомненно знает человек, — это бог. И это не может быть иначе, потому что бог в нас, и человек непосредственно сознает свое
