995. 7730—7813. 1) В первый раз ясно понял..... 2) Я плох,.... 3) Я не ожидал того, что когда тебя ударят..... можно только благодарить. — См. прим. 984.
996. 7814—16. Жив ели ели. Ужасная ночь. До 4 часов. И ужаснее всего б[ыл] Л[ев] Л[ьвович]. Он меня ругал, как мальчишку и приказывал итти в сад за С[офьей] А[ндреевной]. — На почве требования Софьи Андреевны у Толстого его Дневников, находившихся у Черткова, и раздражения ее против Черткова, дошедшего до крайних пределов, в ночь с 10 на 11 июля в яснополянском доме произошла мучительная сцена между Л. H., С. А. и Л. Л. Толстыми. Очевидица этой сцены В. М. Феокритова пишет в своих воспоминаниях: «Часов в одиннадцать все разошлись... Выхожу в коридор и слышу опять истерический крик Софьи Андреевны, мужские голоса и постоянное повторение имени Черткова... Оказывается, с вечера Софья Андреевна отправилась на балкон к Льву Николаевичу и там всё ходила. (Спальня и кабинет Толстого выходят непосредственно на балкон.) Лев Николаевич просил ее уйти, так как она ему мешала спать. Тогда она легла на доски и начала стонать. Лев Николаевич опять просил ее уйти и оставить его в покое и дать спать.— «Ах, ты меня гонишь, — закричала Софья Андреевна, — я убью Черткова», и с этими словами она выбежала в сад. Тогда Лев Николаевич разбудил Льва Львовича, Ге и Душана Петровича, и все пошли искать ее. Не знали, куда идти, было темно, тогда собака Саши указала им и привела Душана Петровича к Софье Андреевне. На просьбу вернуться в дом Софья Андреевна всё не уходила и только говорила, что уйдет, когда придет за ней Лев Николаевич, а то она убьет себя. Лев Львович пошел за отцом и, как я сегодня узнала, прочтя с Сашей в Дневнике Льва Николаевича, он так кричал на него.., что он сидит тут, а там мать может убить себя, что Лев Николаевич пошел за ней в сад. Это было два часа ночи. Лев Николаевич рассказал всё это Саше со слезами на глазах и сказал, что больней всего было то, что Лев Львович кричал на него, как на мальчишку. Вернувшись, Софья Андреевна продолжала кричать..., но Лев Николаевич пошел к ней в комнату и опять ласково уговаривал ее успокоиться. — «Ты только сидишь и молчишь, а я хочу, чтобы ты был ласков, нежен со мной, знай, что без твоих нежностей я жить не могу»,— кричала она. — «Какие же могут быть нежности, ты меня ругательски ругаешь, мне только и остается, что молчать», — ответил Лев Николаевич. «Как я тебя ругаю? Повтори, как я ругаю?» — перебила Софья Андреевна. — «Нет, оставь пожалуйста, я уж не буду повторять, ты только это и делала в продолжение двух часов у меня на балконе. Я готов относиться к тебе с любовью» — заговорил было Лев Николаевич, — но Софья Андреевна перебила его... Лев Николаевич всё сидел и всё слушал и еще уговаривал ее. Потом она вдруг смягчилась, поцеловала его и тихим голосом начала ему что-то говорить; потом я услыхала, она говорила: «Поди ляг, Левочка». — Я не могу спать, — ответил Лев Николаевич. — «Ну
