Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 58.pdf/452

университета», М. 1901. Книга эта хранится в Яснополянской библиотеке Толстого. На форзаце надпись: «Глубокоуважаемому Льву Николаевичу от врачей Покровской психиатрической больницы Московского губернского земства 18 июня 1910 года». Там же надпись рукою В. Ф. Булгакова: «Книга преподнесена Льву Николаевичу от корпорации врачей лично, во время пребывания его в расположенном неподалеку от больницы имении Мещерском, в доме В. Г. Черткова. В. Б.». В книге — ряд пометок рукой Толстого в виде подчеркиваний карандашом; на стр. 14 против первых строк — автограф Толстого: «Для того, чтобы человѣкъ испытывалъ, надо, чтобы уже б[ыло] то я, к[оторое] испытываетъ».

Толстой читал эту книгу в связи с тем интересом к душевным болезням, который у него проявился, с одной стороны, вследствие его работы над статьей «О безумии», с другой стороны — в связи с впечатлениями, полученными от общения с душевно-больными во время пребывания его у Черткова. Кроме того, он пытался найти в этой книге объяснение болезненного состояния С. А. Толстой. (См. «Дневник для одного себя», запись от 7 августа, стр. 131.) А. Б. Гольденвейзер приводит свой разговор с Толстым о психиатрии, о книге профессора Корсакова и лично о нем самом. На реплику А. Б. Гольденвейзера: «Это, говорят, был очень хороший ученый», Толстой ответил: «Да. Но самая наука их такая шаткая. Меня это вот с какой стороны интересует: они видят всю причину в материальных изменениях, а я думаю, что всё в нравственном состоянии человека. У них там бывают идиоты, слабоумные, но очень хорошие, тихие, и довольно разумные — озлобленные. Если есть нравственная основа, то и при том разрушенном рассудке она скажется». («Вблизи Толстого», 2, стр. 72.) Далее: «Как в шахматах бывают совершенно неожиданные совпадения и случайные комбинации, так еще удивительнее это бывает в жизни. Вот теперь, например, я начал работу, в которой провожу мысль, что человечество в больших массах подвержено общему и потому несознаваемому отдельными лицами безумию. Еду к Черткову, а там оказываются две огромные психиатрические больницы. Ко мне приезжают доктора, зовут туда, всё показывают, дают мне книги. Я интересуюсь этим чрезвычайно. Возвращаюсь домой и застаю Софью Андреевну, которая несомненно больна психически. У нее idée fixe — тщеславие. Она боится, что про неё будут говорить, что она портила мне жизнь, и она всеми силами хочет доказать обратное, — что все злодеи, лгуны, гадкие, — одна она хороша. — Я читаю книгу Корсакова. Слабо это, потому что они везде натыкаются на основное сознание своего «я», из которого всё вытекает; а они, наоборот, хотят его вывести из внешних чувств. Сознание они определяют, как воздействие наших субъективных восприятий на мозг, забывая, что до всякого субъективного восприятия должен существовать самый субъект, которого никак ни из чего не выведешь». На замечание А. Б. Гольденвейзера, что «сам Корсаков, кажется, не был правоверным материалистом», Толстой ответил: «Я это допускаю, так как почти каждый отдел его книги кончается указанием на то, что

433