Вечеромъ скучный кинематографъ. Винтъ.
7 Ян. Душевное состояніе немного лучше. Нѣтъ безпомощной тоски, есть только не перестающій стыдъ передъ народомъ. Неужели такъ и кончу жизнь въ этомъ постыдномъ состояніи? Г[оспо]ди, помоги мнѣ, знаю, чтò во мнѣ; во мнѣ и помоги мнѣ. Поздно всталъ. Пошелъ навстрѣчу санямъ съ Козлов[ки]. Кинематогр[афщики] снимали. Это ничего. Тутъ были и нищіе, и просители, и тоже ничего. Но по дорогѣ встрѣтились трое хорошо одѣтыхъ, просили подать. Я забылъ про Бога и отказалъ. И когда вспомнилъ, уже поздно было. Хорошо поговорилъ съ жалкимъ, оборваннымъ юношей изъ Пирогова. Встрѣтилъ Сашу и В[арю], и опять кинемат[ографъ]. Думалъ:
1) Особенно ясно почувствовалъ то, что зналъ давно: то, что каждый сознаетъ свое «я» такъ же, какъ я свое. Это кажется оч[ень] просто, а для меня это б[ыло] и оч[ень] ново, и особенно, необыкновенно важно. Только бы всегда помнить объ этомъ. Если только помнить, то конецъ всякому осужденію, не говорю ужъ, непріятному другому, поступку.
2) [1]Это важно, главное п[отому], ч[то] если хоть не сознаешь, но живо воображаешь другое «я», какъ свое, то сознаешь и то, что всякое другое «я» самое коренное «я», есть не только такое же, какъ мое, но оно одно и тоже.
3) Важно такое сознаніе чужаго я, какъ своего, для блага человѣка, п[отому] ч[то], признавая чужое «я»[2] такимъ же, какъ свое, можешь дѣлать благо нетолько одному своему «я», но и всѣмъ другимъ.
4) Любовь есть ничто иное, какъ только признаніе другихъ я — собою.
Прочелъ письма. Одно — непріятное по выражаемому согласію въ убѣжденіяхъ, съ просьбой 500 р. для распространения христіанства. Ничего не хочет[ся] писать. Теперь 1-й часъ.
Такъ ничего и не дѣлалъ. Ѣздилъ съ Душ[аномъ]. Былъ Егоръ Павл[овичъ] изъ Ясенковъ. О покуп[кѣ] крестьянами земли. Обѣдъ, милый Булы[гинъ]. Простил[ся] съ Олсуф[ьевымъ.] Кинематографъ опять. Скучно. И сдѣлалась слабость, пора на покой.