общества были немыслимы безъ рабовъ, онѣ также немыслимы были безъ еще несчастнѣйшихъ чѣмъ рабы, существъ, безъ властителей. Теперь освободили рабовъ, пора освободить и этихъ несчастныхъ.
Это вписалъ нынче, 10 Февр. 1907. Первый день чувствую желаніе писать.
Нынче 13 Февр. 1907. Я. П.
Я, кажется, не записалъ о томъ, что написалъ длинное письмо Baba Barati. Боюсь, что онъ славолюбивъ. За это время пробовалъ писать уроки для дѣтей, и все неудачно. Вчера читалъ имъ два урока и обоими очень недоволенъ. Написалъ письмо Рейхелю. Перевелъ Д[ушанъ] П[етровичъ]. Не знаю, пошлю ли? Не отчаиваюсь въ зак[онѣ] Б[ожьемъ] для дѣтей и радъ, что при этой работѣ не имѣю никакихъ внѣшнихъ цѣлей. Только хочу, какъ умѣю, наилучше употребить данную мнѣ въ этомъ мірѣ отсрочку. Записать надо многое:
1) Для того, чтобы ясно понять нереальность пространства (тѣлесности) и времени (движенія), что и то, и другое есть только ограниченность нашего мышленія, надо подумать о томъ, что какъ мое тѣло въ пространствѣ, такъ и мое движеніе во времени одинаково безконечно малы въ сравненіи съ безконечно великимъ, (кот[ораго] я не могу не допустить), и безконечно велики [въ сравненіи] съ безконечно малымъ, к[отор]ое также необходимо мыслится.
2) Сейчасъ подумалъ о томъ, какъ умственно ограниченные люди, такъ называемые матеріалисты, впередъ отгораживаютъ себя отъ всякихъ серьезныхъ разсужденій о свойствахъ человѣч[еской] природы и разума (Канта, Платона, Христа) тѣмъ, что все это неопредѣленная, неясная, взаимно противорѣчивая «философія», въ области к[отор]ой они считаютъ всякія разсужденія безполезными. Они готовы говорить съ вами о политикѣ, объ естеств[енныхъ] наукахъ, объ эконом[ическихъ] закон[ахъ], но только не о философіи и религіи.[1] Они сразу затыкаютъ въ себѣ то единственное отверстіе, черезъ к[отор]ое могутъ
- ↑ Предложение: Они готовы... и религіи вписано над строкой.
