Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 54.pdf/661

то, что с ним очень редко бывало — потоком жалоб, говорил, как ему тяжело с мaмà, что нет для него в свете человека чуждее и дальше ее и как ужасно то, что она-то именно и стоит к нему ближе всех близких людей. При этом он показал на стоящие рядом их кровати. Говоря, он задыхался от волнения, и я, лаская его руку, случайно взяла его пульс, который был совершенно ненормален. Стараясь его успокоить, я всё же не выдержала и спросила его: если таково его отношение к мама̀ основное, то как же он мог поручить ей самое интимное дело, касающееся его писаний.

— Какое?

— Да разборку бумаг, что ты написал в своем завещании.

— Да не может быть? Ты наверное знаешь? Где?

Я рассказала ему о том месте его дневника, где было записано посмертное желание, и всё, что в нем было выражено. Он даже забыл, что написал это.

Тогда он ужаснулся этому и просил меня сделать выписку этого места из дневника и дать ему затем, чтобы он мог переделать ее и подписать. Выписка эта давно уже мною была сделана и хранилась у меня. В этот момент ее со мной не было, не было и дневников, запертых на ключ где-то у С[офьи] Андр[еевны]. Но я обещала пaпà в самом скором времени ему ее дать для подписания.

Однако сделать этого не удалось. Как известно он с этого времени тяжело заболел сердечными припадками и я не решилась в наступившие тяжелые для него дни вновь волновать его этими воспоминаниями и разговорами. Так прошло около месяца, в течение которого пaпà был всё время болен. Когда ему стало легче и была уже решена наша поездка в Крым, мы с мужем уехали в Пирогово, но пробыли там недолго, так как в середине августа^[1] за мной опять прислали нарочного из Ясной поляны, так как у пaпà возобновились сердечные припадки, хотя и в более слабой степени, и он желал моего присутствия и нуждался в моем уходе. Даже мaмà сама написала мне — чтò было крайне редко — записочку с вызовом, находя, что я «очень хорошо влияю на пaпà во время его болезни».

Разумеется, я тотчас выехала с мужем в Ясную поляну и захватила с собой «Завещание». К этому еще, кроме сказанного мною, побуждал меня мой муж, интересовавшийся и другой стороной дела, о которой я боялась и думать, так мне ужасна была мысль о возможности смерти пaпà. Но как-никак об этом приходилось думать, ведь годы пaпà при сердечном заболевании внушали эту мысль. В завещании его было категорическое его желание, чтобы его хоронили не по церковному, а между тем мaмà была в то время так настроена, что прямо выражала намерение, вопреки его воле, похоронить его по церковному. Муж же мой, только недавно обсуждавший этот вопрос с Ник[олаем] Н[иколаевичем] Ге и иными нашими друзьями, не допускал и мысли о возможности таких

1. [Было это не в середине августа, а еще в июле, вероятно 18—21.]

642