сознанія и смерть и рожденіе, т. е. переходы изъ одной жизни въ другую.
Къ 21 Сент[ября, къ] № 15. Письмо къ Халилѣеву.[1]
Я получилъ ваше письмо, Константинъ Григорьевичъ, и очень радъ, что могу отвѣтить на вашъ вопросъ.
По моему убѣжденію, не разсудочному, но выведенному изъ опыта длинной жизни, — сущность жизни человѣка — духовная: человѣкъ есть духъ, частица божества, заключенная въ извѣстные предѣлы, сознаваемые нами матеріей; и жизнь духа не подлежитъ никакимъ стѣсненіямъ, тѣмъ менѣе страданіямъ, — она всегда равномѣрно растетъ, расширяя тѣ предѣлы, въ которыхъ заключена. Людямъ же свойственно поддаваться обману, иллюзіи о томъ, что сущность нашей жизни въ тѣхъ предѣлахъ, которые ее ограничиваютъ, т. е. въ матеріи.
И тогда, подъ вліяніемъ этой иллюзіи, мы смотримъ на матерьяльное страданіе и въ особенности на болѣзнь и смерть, какъ на несчастіе; тогда какъ всѣ матерьяльныя страданія (всегда неизбѣжныя, какъ и самая смерть), только разрушаютъ предѣлы, стѣсняющіе нашъ духъ, и, уничтожая иллюзію нашей матерьяльности, возвращаютъ насъ къ свойственному человѣку сознанію своей жизни въ духовномъ, а не матерьяльномъ существѣ. Чѣмъ больше страданіе матерьяльное, чѣмъ ближе самая кажущаяся большимъ страданіемъ смерть, тѣмъ легче и неизбѣжнѣе приводится человѣкъ къ освобожденію отъ иллюзіи матерьяльной жизни и къ признанію ея въ духѣ. Сознавая же жизнь свою въ духѣ, человѣкъ, правда, не получаетъ тѣхъ острыхъ наслажденій, которыя даетъ матерьяльная животная жизнь, но чувствуетъ свою полную свободу, неуязвимость, неистребимость, чувствуетъ свое единеніе съ Богомъ, съ основною сущностью всего, — причемъ смерть не существуетъ, или смерть становится только избавленіемъ и возрожденіемъ. И тотъ, кто испыталъ это состояніе, не промѣняетъ его ни на какія матерьяльныя наслажденія. Я говорю это потому, что съ необыкновенной силой и ясностью испыталъ это во время болѣзни. Выздоравливая я испытывалъ 2 противоположныя
- ↑ Эта строка и весь текст письма внесены в Дневник рукой М. Л. Оболенской.
