путается и останавливается, и сознание тщеты жизни. Хозяин жизни дал нам такую работу каждому отдельно, что совершение этой работы есть самое плодотворное дело. И Он сам употребит, направит эту работу, даст ей место и значение. А как только я хочу найти и определить ей место и сообразно с этим видоизменять ее, так я путаюсь, вижу тщету работы и отчаиваюсь. Мое дело делать, а уж Он знает, на что это нужно, и употребит. Человек ходит — Бог водит. А дело одно: увеличивать в себе любовь. —
Я — это самодвижущаяся пила или лопата живая, жизнь ее состоит в том, чтобы держать свое лезвие чистым и острым. А работать уже оно будет и работа будет нужна. Острым держать и всё острить и острить. Это — всё делать себя добрее и добрее.
2) Еще раз писал Мане о том, что она напрасно думает, что можно отказаться от подвига жизни. Жизнь есть подвиг. А главное то, что то самое, что огорчает нас и кажется нам, что мешает нам исполнить наше дело жизни, и есть наше дело жизни. Есть обстоятельство, условие жизни, к[оторое] мучает тебя: бедность, болезнь, неверность супруга, клевета, унижение. Стоит тебе только пожалеть себя, и ты несчастнейший из несчастнейших. И стоит только понять, что это то самое дело жизни, к[оторое] ты призван делать: жить в бедности, в болезни, простить неверность, клевету, унижение и вместо уныния и боли — энергия и радость.
3) Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия — так как сумашествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степе[ни] эгоизма и сошло с ума.
Очень мне было дурно, уныло эти дни. Отец, помоги мне жить тобою — не отходить от твоей воли.
28 Н. 96. Москва. Е. б. ж.
Нынче 2 Декабря 96. Москва.
Пять дней прошло и очень мучительных. Всё то же. Вчера ходил ночью гулять, говорили. Я понял свою вину. Надеюсь, что и она поняла меня. Мое чувство: я узнал на себе страшную,
