Въ 1853 году я нѣсколько дней провелъ въ крѣпости Чахгири, одномъ изъ самыхъ живописныхъ и безпокойныхъ мѣстъ Кавказа. На другой день моего пріѣзда, передъ вечеромъ, мы сидѣли съ знакомымъ, у котораго я остановился, на завалинкѣ передъ его землянкой и ожидали чая. Капитанъ N, нашъ добрый знакомый, подошелъ къ намъ. —
Это было лѣтомъ; жаръ свалилъ, бѣлыя лѣтнія тучи разбѣ гались по горизонту, горы виднѣлись яснѣе, и быстрыя ласточки весело вились въ воздухѣ. Два вишневыя дерева и нѣсколько однообразныхъ подсолнечниковъ недвижимо стояли передъ нами и далеко по дорогѣ кидали свои тѣни. Въ двухъ-аршинномъ садикѣ было какъ-то тихо и уютно.[1]
Вдругъ въ воздухѣ раздался дальній гулъ орудейнаго выстрѣла.[2]
— Что это? — спросилъ я.
— Не знаю. Кажется, съ башни, — отвѣчалъ мой знакомый, — ужъ не тревога-ли?
Какой-то казакъ проскакалъ по улицѣ, солдатъ пробѣжалъ по дорогѣ, топая большими сапогами, въ сосѣднемъ домѣ послышался шумъ и говоръ. Мы подошли къ забору.
— Что такое? — спросили мы у деньщика, который въ полосатыхъ штанахъ, поддерживаемыхъ одной помачею, почесывая спину, бѣжалъ по улицѣ.
— Тревога! — отвѣчалъ онъ, не останавливаясь, — барина ищу.
Капитанъ N схватилъ папаху и, застегиваясь, побѣжалъ домой. Его рота была дежурная. Раздался 2-й и 3-й выстрѣлъ съ башни.
- ↑ Последнее слово подчеркнуто карандашем.
- ↑ Первоначально было: раздался дальній свистъ полета снаряда и вслѣдъ за нимъ орудейный выстрѣлъ.