покачивалъ головой съ выраженiемъ, говорившимъ: не то, не то, и иронически поглядывал на Делесова.
Однако Албертъ былъ недоволенъ своей игрой.
— Нѣтъ, я не могу нынче играть, — сказалъ онъ, кладя скрипку.
Делесовъ повелъ его въ другую комнату и предложил поѣсть.
— Я голоденъ, — сказалъ Албертъ, — отъ этаго не могу играть. Можно этаго съѣсть? — спрашивалъ онъ съ дѣтскимъ выраженіемъ указывая то на то, то на другое блюдо, и, получая позволенье, съ жадностью ѣлъ то то, то другое. Пишо въ это время, сидя за фортепьяно, игралъ одну изъ мазурокъ Chopin.
— Ахъ, прелестно! прелестно! — закричалъ Албертъ и, не проглотивъ куска, побѣжалъ слушать. — Прелестно, прелестно! — твердилъ онъ, улыбаясь, встряхивая волосами и подпрыгивая. Онъ взялъ скрипку и сталъ акомпанировать. —
Аленинъ между тѣмъ подозвалъ къ себѣ Делесова. —
— Ну, батюшка, хорошъ вашъ геній. Этакихъ геніевъ какъ собакъ. Гадкій фарсёръ, ни знанія, ни таланта, ничего!
— Да я сейчасъ замѣтилъ, что онъ шутъ, — сказалъ сынъ министра.
Делесову было совѣстно; но онъ не могъ не согласиться съ такимъ авторитетомъ, какъ Аленинъ.
— Ну, все таки талантъ? — сказалъ онъ.
— Никакого! Еще можетъ быть, что онъ бы могъ играть путно 2-ю скрипку въ квартетахъ, ежели бы былъ порядочный человѣкъ и занимался бы; а теперь онъ и этаго не можетъ. Вѣдь я не мало возился съ артистами. Ихъ есть цѣлая порода, нечесанныхъ, какъ я называю. Эти господа воображаютъ, что надо не бриться, не мыться, не чесаться и не учиться, чтобы быть артистами. И еще быть подленькими, — прибавилъ онъ.
Всѣ засмѣялись. —
Делесову было совѣстно, но онъ признавалъ совершенно свою ошибку.
— А онъ меня совсѣмъ надулъ, — сказалъ онъ. — Правда, правда ваша.
Пишо въ это время, совершенно забывъ свою гордость моднаго пьяниста, принесъ на фортепьяно бутылку вина и вдвоемъ съ Албертомъ пилъ, говорилъ и игралъ, не обращая никакого вниманія. Художникъ блестящими глазами, не отрываясь, смотрѣлъ на Алберта и восхищался.
— И страшно, и больно смотрѣть на него, — сказалъ онъ, подходя къ группѣ, въ которой говорилъ Аленинъ. —
— А ты все считаешь его за генія, — сказалъ Делесовъ, — спроси-ка у Михаилъ Андрѣича.
Художникъ злобно вопросительно посмотрѣлъ на Аленина.
