Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 48.pdf/77

Эта страница не была вычитана

15 Октября. Всё это время я занимаюсь теми делами, к[оторые], называются практическими, только. Но мне становится тяжела эта праздность. Я себя не могу уважать. И потому собой не доволен и не ясен в отношени[ях] с другими. — Журнал решил кончить, школы тоже — кажется. Мне всё досадно и на мою жизнь и даже на нее. Необходимо работать...

19 Декабря. Еще полтора месяца счастья. Одно горе — Стелловский, история в[1]

19 Декабря. Еще месяц счастья. Дурное только Стелловский, моя ошибка в отношении его. Теперь период спокойствия в отношении моего чувства к ней. Я пристально работаю и, кажется, пустяки. Кончил казаков 1-ую часть.

Черты теперешн[ей] жизни — полнота, отсутствие мечтаний, надежд, самосознания, зато страх, раскаяние в эгоизме. Студенты уезжают, и мне их жалко. У тетиньки сделалось новое старческое выражение, к[отор]ое трогает меня.

22 Декабря. Странное состояние сна, как говорит жена, однако энергии много — не курю. Студенты сердятся за то, что должны и виноваты передо мной. — А мне жалко этого элемента вне всех условий. —

27 Декабря [Москва]. Мы в Москве. Как всегда, я отдал дань нездоровьем и дурным расположением. Я очень был недоволен ей, сравнивал ее с другими, чуть не раскаивался, но знал, что это временно, и выжидал, и прошло. Было объяснение за куклу, ей хотелось пощеголять своей простот[ой] ко мне. Теперь мы пережили. Были в театре, ничего не вышло и ей. Отца боюсь. Л[юбовь] А[лександровна] мила. В Таню всё вглядываюсь. Литераторов, кроме Фета, не видал и не увижу.

30 Декабря. Пропасть мыслей, так и хочется писать. Я вырос ужасно большой. Не завидую ли я? Как не сделаться старым. Глупый вечер у Берсов. Боязнь [?] Тани — чувственность. Соня трогает боязнью. Одно различие [?] мне больно. Я всегда буду ее любить.

[1863]

3 Января. [Москва.] Только нынче стала немного отпускать зубная боль. Она говорит о ревности: Уважать надо — уверенность, что это фразы, а всё боишься и боишься. Эпический род мне становится один естественен. Присутствие П[оливанова] неприятно мне: надо его перенести наилучше. Мы одиноки в Москве, надо сделать авансы; а вдруг будет горе и хуже, а теперь так хорошо. Она целовала меня, пока я писал. Я чувствовал, что было не шутя, оглянулся — она плачет. Тат[ьяна] надоедает. Меня удивляет, как мне никого не нужно, и одиночество поражает меня, но не стесняет; а ей всё кажется, что даром проходит время.

5 Января. Счастье семейное поглощает меня всего, а ничего не делать нельзя. За мной стоит журнал. Часто мне приходит в голову, что счастье и все особенные черты его уходят, a никто его не знает и не будет знать, а такого не было и не будет ни у кого, и я сознаю его. Поликушка мне не нравится. Я читал его у Берсов.

Люблю я ее, когда ночью или утром я проснусь и вижу — она смотрит на меня и любит. И никто — главное, я — не мешаю ей любить, как она знает, по-своему. Люблю я, когда она сидит близко ко мне, и мы знаем, что любим друг друга, как можем, и она скажет: Левочка, — и остановится — отчего трубы в камине проведены прямо, или лошади не умирают долго и т. п. Люблю, когда мы долго одни и ⟨я говорю:⟩ что нам делать? Соня, что на[м] д[елать]? Она смеется. Люблю, когда она рассердится на меня и вдруг, в мгновенье ока, у ней и мысль и слово иногда резкое: оставь, скучно; через минуту она уже робко улыбается мне. Люблю я, когда она меня не

  1. Запись обрывается.
47