Былъ докторъ. Страшный болтунъ и рѣшительно ничего не знаетъ. — При счастіи, и, ежели болѣзнь моя не сложна, онъ можетъ помочь мнѣ. — Читалъ съ болышимъ удовольствіемъ и кончилъ 1-ю часть Histoire d’Angleterre.[1] — Пилъ чай и слушалъ брань Т. В. съ Нѣмцемъ. Вся эта исторія очень забавна и трогательна. Мнѣ очень захотѣлось написать ее, и я вспомнилъ о одномъ изъ лучшихъ дней моей жизни: поѣздкѣ изъ Россіи на Кавказъ. — Меня поразила ясность этихъ воспоминаній. — Должно быть оттого, что все это время я былъ въ хорошемъ расположеніи — наблюдать. — Писалъ, но кажется нехорошо. Однако, надо кончить. Ложусь спать 11 ч[асовъ]. Завтра надо рано встать, писать письма, писать и сходить посмотрѣть сумашедшую Нѣ[мку].
17 Апрѣля. Всталъ поздно — читалъ до обѣда и послѣ обѣда до 2 часовъ разныя глупости. Писалъ новую главу — Ивины; но вышло дурно. Гости у хозяина и ихъ разговоры мѣшали мнѣ заниматься и занимали меня. Исторія Нѣмца компликируется: говорятъ, онъ имѣлъ свою дочь, и это причина ея сумашествія. — Здоровье мое ни то, ни сё. — Отдалъ переписывать первый день. —
18 Апрѣля. Всталъ въ 9.[2] Былъ у меня писарь Алексѣевъ. — Толковалъ очень забавно о своей службѣ и разстрѣле. — Докторъ былъ. Здоровье нехорошо. Ходилъ. — Поймалъ Нагайца голоднаго; а можетъ быть плута. Паша и Т. В. заливались слезами, прощаясь съ дѣвочьками. — Я не полюбилъ слёзы и рѣшилъ, что хуже всего — не мочь плакать, — лучше плакать, еще лучше хотѣть плакать и удерживаться. — Лѣнь и апатія ужасныя. Я нездоровъ. — Алешку высѣчъ. —
19 Апрѣля. Всталъ въ 9, читалъ какую-то глупость, немного писалъ, ходилъ стрѣлять воронъ, обѣдалъ, опять читалъ (больше для процесса чтенія). Написалъ большое письмо Митинькѣ въ отвѣтъ на его, которое получилъ нынче. Писалъ немного. — Зубъ болитъ. Здоровье нехорошо, не дурно. Есть особенный разрядъ скучныхъ людей, которые вѣчно находятся въ страхѣ, чтобы въ ихъ отношеніи не забылись. Человѣкъ, который всегда говоритъ правду, не можетъ быть болтуномъ. —
