душу иногда до того, что заставляетъ убивать себя отъ страха смерти? Не могу сказать, отчего это, но знаю, для чего. Для того, чтобы разумный человѣкъ переносилъ свою жизнь изъ жизни тѣлесной въ жизнь духовную. Перенесеніе это не только уничтожаетъ страхъ смерти, но дѣлаетъ ожиданіе смерти чѣмъ-то подобнымъ чувству путника, возвращающагося домой.
Ничего, кромѣ смерти, впереди и ничего, кромѣ исполненія должнаго, сейчасъ. Какъ это кажется безрадостно и страшно. А между тѣмъ положи свою жизнь только въ этомъ: во все большемъ и большемъ соединеніи любовью съ людьми и Богомъ, — и то, чтò казалось страшнымъ, сдѣлается лучшимъ, ненарушимымъ благомъ.
Удивительно, какъ я могъ не видѣть прежде той несомнѣнной истины, что за этимъ міромъ и нашей жизнью въ немъ есть Кто-то, Кто-то знающій, для чего существуетъ этотъ міръ, и мы въ немъ, какъ въ кипяткѣ пузыри, вскакиваемъ, лопаемся и исчезаемъ.
Несомнѣнно, что дѣлается что-то въ этомъ мірѣ, и дѣлается всѣми живыми существами, и дѣлается мною, моей жизнью. Иначе для чего бы было это солнце, эти весны, зимы и, главное, для чего эта трехлѣтняя бѣснующаяся отъ избытка жизни дѣвочка, и эта выживающая изъ ума старуха, и сумасшедшій. Эти отдѣльныя существа, очевидно, не имѣющія для меня смысла и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ энергично живущія, такъ хранящія свою жизнь, въ которыхъ такъ крѣпко завинчена жизнь, — эти существа болѣе всего меня убѣждаютъ, что они нужны для какого-то дѣла, разумнаго, добраго, но недоступнаго мнѣ.
Для человѣка половая похоть есть чувство низкое, общее всѣмъ животнымъ. Человѣку, существу, одаренному разумомъ, надо не потворствовать этому чувству, а силами духа бороться съ нимъ.
