которая помешает человеку отважиться на преступление, принимается им за добродетель, которая создает понятие о силе. Очень многие проживают долгую, безупречную жизнь, а между тем это — люди только счастливые тем, что избежали стольких искушений. Сколько нравственного содержания было в их образе мыслей при совершении ими каждого поступка, это остается скрытым от них самих.
Люди склонны верить внешним признакам осуждения и возвышения. Нам трудно признать в человеке под стражей, в тюрьме и арестантской одежде существо столь же достойное уважения, как и человека в богатой одежде, едущего в богатом экипаже. А между тем судить об их достоинстве мы могли бы только, если бы знали их внутренние побуждения.
Сравнивай себя только с высшим совершенством, которое ты можешь себе представить, а не с людьми, которые кажутся тебе ниже тебя.
Всякий человек знает, что справедливо и что несправедливо, так же как он знает, ровно или неровно у него под ногами.
Каждый человек обладает не только идеалом справедливости, но и способностью быть справедливым.
Справедливость открыта нам не как какое-то отдаленное, великое благо, которое мы должны почитать издалека; но она открыта нам вместе с сознанием того, что справедливость неразрывно связана с нашей жизнью, что мы должны осуществлять ее.
Самое естественное требование души есть справедливость, а мы меньше всего склонны исполнять ее. Требуйте от нас чего угодно, только не справедливости. «Но милость, — скажете вы, — превозносится над судом». Да, она больше справедливости, она ее вершина, она храм, основанием которому служит
