с собой говорит она. — Шутка ли, пятеро своих ребятишек — мало еще ему было с ними заботы... Это он?.. Нет, нет еще!.. И зачем было брать!.. Прибьет он меня! Да и поделом, я и стою того. Вот он! Нет!.. Ну, тем лучше!..»
Дверь скрипнула, будто кто вошел. Жанна вздрогнула и приподнялась со стула.
«Нет. Опять никого! Господи, и зачем я это сделала?.. Как ему теперь в глаза взгляну?..» И Жанна задумывается и долго сидит молча у кровати.
Дождь перестал; рассвело, но ветер гудит и море ревет попрежнему.
Вдруг дверь распахнулась, в комнату ворвалась струя свежего морского воздуха, и высокий, смуглый рыбак, волоча за собой мокрые, разорванные сети, входит в горницу со словами:
— Вот и я, Жанна!
— Ах, это ты! — говорит Жанна и останавливается, не смея поднять на него глаз.
— Ну, уж ночка! Страх!
— Да, да, погода была ужасная! Ну, а как ловля?
— Дрянь, совсем дрянь! Ничего не поймал. Только сети разорвал. Плохо, плохо!.. Да, я тебе скажу, и погодка ж была! Кажется, такой ночи и не запомню. Какая там ловля! Слава богу, что жив домой добрался... Ну, а ты что тут без меня делала?
Рыбак втащил сети в комнату и сел у печки.
— Я? — сказала Жанна, бледнея. — Да что ж я... Сидела шила... Ветер так завывал, что страшно становилось. Боялась за тебя.
— Да, да, — пробормотал муж, — погода чертовски скверная! Да что поделаешь!
Оба помолчали.
— А знаешь, — сказала Жанна, — соседка-то Симон умерла.
— Ну?
— И не знаю, когда; верно, еще вчера. Да, тяжело ей было умирать. Да и за детей-то, должно быть, как сердце болело! Ведь двое детей — крошки... Один еще не говорит, а другой чуть начинает ползать...
Жанна замолчала. Рыбак нахмурился; лицо его сделалось серьезно, озабоченно.
