То, что людям известно о смерти, немножко смягчается для них тем, чего они не знают о ней; неопределенность времени прихода ее несколько походит на бесконечность, т. е. на то, что называется вечностью.
Подумаемте о том, что как в настоящее время мы вздыхаем о цветущей юности, которая прошла уже и никогда не вернется, так точно с наступлением дряхлости будем сожалеть о возрасте мужества, в котором пока еще находимся, но который недостаточно ценим.
Смерть была бы безутешной скорбью, если бы одни люди умирали, а другие нет.
Продолжительная болезнь как бы для того предшествует смерти, чтобы смерть становилась облегчением и для умирающих и для остающихся в живых.
Сожаление о дурном употреблении уже прожитого времени не всегда заставляет человека сделать лучшее употребление из того времени, которое ему еще остается жить.
Жизнь — сон. Старики — это те, сон которых более продолжителен; они начинают пробуждаться только тогда, когда нужно умирать. Обозревая тогда всю свою прошлую жизнь, они часто не находят ни добродетелей, ни похвальных поступков, которые отличали бы одни годы от других, и смешивают различные возрасты, не видя в них ничего такого, что достаточно выдавалось бы для измерения прожитого ими времени. Сон их был смутный, бесформенный и непоследовательный; тем не менее, как и все пробуждающиеся, они чувствуют, что долго спали.
Для человека существуют только три события: рождение, жизнь и смерть. При рождении он не чувствует себя; умирая, страдает, а пока жив, забывает жить.
Есть период в жизни человека, когда у него еще нет разума, а замечается только инстинкт, подобный инстинкту животных, ничего не оставляющий в памяти. Есть другой период, когда разум развивается, сформировался