жил и от которого уже много пострадал, но и то новое государственное же насилие, которое проявляется теперь такими же, но только новыми обманами и злодействами, и что ни то, ни другое ни хуже, ни лучше, а оба худы, и надо избавиться от всякого государственного насилия и что это очень легко и возможно.
Народ, в особенности земледельческий русский народ, огромное большинство его, тот, который жил и живет, решая все свои общественные дела мирским сходом, не нуждаясь в правительстве, глядя на совершающиеся события, должен будет понять, что ему не нужно никакого, ни самого деспотического, ни самого демократического правительства, как не нужны человеку ни медные, ни железные, ни короткие, ни длинные цепи. Народу не нужны никакие отдельные свободы, а нужна одна, настоящая, полная, простая свобода.
И, как всегда бывает, решение кажущихся трудными вопросов бывает самое простое; так и теперь, для достижения не тех или иных свобод, а этой одной, настоящей, полной свободы, нужна не борьба с правительственной властью, не придумывание таких или иных способов представительства, могущих только скрыть от людей их состояние рабства, а только одно: неповиновение людям.
Пусть только народ перестанет повиноваться правительству, и не будет ни податей, ни отнятий земли, ни всяких стеснений от властей, ни солдатства, ни войн. Это так просто и так кажется легко. Отчего же люди не делали этого до сих пор и теперь еще не делают этого?
А оттого, что для того, чтобы не повиноваться правительству, надо повиноваться Богу, т. е. жить доброй, нравственной жизнью.
Только в той мере, в которой люди живут такою жизнью, то есть повинуются Богу, могут они и перестать повиноваться людям и освободиться.
Нельзя сказать себе: «дай я не буду повиноваться людям». Не повиноваться людям можно только тогда, когда повинуешься высшему, общему для всех закону Бога. Нельзя быть свободным, нарушая высший, общий закон взаимного служения, как нарушают его всей своей жизнью люди богатых, городских классов, живущие трудами рабочего, особенно земледельческого народа. Свободен может быть человек только в той мере,
