то, хоть бы наш ротный, опять, сказывают, из ящика наши денежки взял.
— Этот отдаст, — сказал добродушно Авдеев. — Барин хороший, — сказал Авдеев.
— Они все хороши. Ему денежки нужны, а и роте нужны, — проговорил Никитин.
— Это, брат, не наше с тобой дело. Как рота хочет, — сказал Панов. — Как рота рассудит.
— Известное дело, мир — большой человек, — сказал Авдеев. И сейчас же после этих слов Авдеев заснул, и из за не перестававшего шелеста ветра по макушкам, послышалось сопенье и даже всхрапыванье.
— Ты говоришь служба, — продолжал Никитин, — хорошо тому служить, кто что выслужит, а наш брат служи, не служи, либо пулю в лоб, либо спину выдерут. Вот и служба наша.
— Всё не то ты говоришь, — сердито проговорил Панов, — да и тише говори, на то секрет.
— Я то говорю, что скучно мне, — понизив голос, сказал Никитин. —Так то скучно, так скучно. Как накатит это на меня и не знаю, что над собой бы сделал: либо убегу, либо повешусь.
— Мало пороли тебя, — сказал Панов.
— Что ж, что спину пороли, а на душе всё то же осталось.
— То-то дурак, — сказал Панов. — Видно, дурака в семи водах не вываришь. Кабы ты мне попался в руки, я бы из тебя дурь то выбил.
Другой солдат Никитин был тонкий, белокурый красавец из крестьян Орловской губернии. Дома остались молодая жена, мать и два брата с женами и ребятами. Петр был младший, детей у него не было, и он пошел охотой за брата. Прежде он не пил, но в рекрутах начал пить и продолжал пить и на службе, когда мог и было на что. Служба ему далась легко: он был ловок, понятлив и кроме того[1] так добродушен и весел, что товарищи все любили его.
Начальство же ценило его за то, что он делал в песенниках. Он был и подголосок, и свистун, и плясун, но солдат он был плохой, неисправный, ленивый и даже раз после перепою бежал. Его поймали и жестоко наказали. После наказания он еще хуже стал служить, как будто совсем махнул на себя рукой и только ждал случая, когда мог напиться.
- ↑ Зачеркнуто: ⟨был так привлекателен⟩ как и все солдаты, ничего не боялся или делал вид, что ничего не боится, и, кроме того, был так привлекателен и наружностью и мягким, в душу идущим голосом, что все бабы и девки любили его.
