Дѣло тянулось долго.[1] Послѣ допроса свидѣтелей и переговоровъ ихъ съ подсудимыми, осмотра вещественныхъ доказательствъ предсѣдатель объявилъ слѣдствіе оконченнымъ, и прокуроръ началъ свою рѣчь. Онъ долго говорилъ непонятнымъ языкомъ, употребляя всѣ силы на то, чтобы ухудшить положеніе обвиняемыхъ, въ особенности Масловой. Онъ доказывалъ то, что Маслова, очевидно тогда же, когда пріѣзжала за деньгами, рѣшила ограбить купца и съ этой цѣлью поила его въ домѣ терпимости и съ этой цѣлью пріѣхала опять. Послѣ прокурора долго говорил[и] защитник[и]. Сначала говорилъ нанятый адвокатъ, оправдывая Евфимію, потомъ одинъ, назначенный судомъ, кандидатъ на судебныя должности, защищая Симона, и другой, недавно кончившій студентъ, защищавшій Маслову, громоздко, глупо доказывалъ, что она не имѣла намѣренія отравить и перстень взяла въ пьяномъ состояніи.[2]
Прокуроръ не оставилъ рѣчи адвокатовъ безъ отвѣта и опровергъ ихъ доводы: это были злодѣи, опасные для общества, въ особенности Маслова. Потомъ предложено было подсудимымъ оправдываться. Евфимія долго говорила. Симонъ сказалъ: «безвинный, напрасно». Катерина хотѣла что то сказать, но не выговорила и заплакала. Когда Катюша заплакала, Нехлюдовъ не могъ и самъ удержаться и такъ громко сталъ сдерживать рыданія, что сосѣди оглянулись на него.
Послѣ этаго и еще нѣкоторыхъ формальностей утвержденія вопросовъ Предсѣдатель сказалъ свое резюме. Онъ объяснилъ, въ чемъ обвиняются, что есть грабежъ, что есть убійство и т. п.,
- ↑ Зачеркнуто: Сначала допрошены были свидѣтели, потомъ подсудимые. Допросъ Масловой былъ ужасенъ; Нехлюдовъ не могъ вѣрить своимъ ушамъ, что это говоритъ та Катюша, которую онъ зналъ у тетокъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ не могъ не вѣрить этому. Она разсказывала, какъ она, пріѣхавъ въ номеръ къ купцу, потребовала отъ него впередъ деньги, какъ онъ за это ударилъ ее, какъ она потомъ уѣхала, рѣшивъ, что онъ пьянъ, и допила коньякъ въ другомъ номерѣ; потомъ какъ она вернулась и побыла съ купцомъ, а потомъ увезла его къ себѣ; какъ онъ поручилъ его ключъ и какъ она взяла при коридорномъ только 40 р.; какъ потомъ вернулась съ Смѣльковымъ и какъ ей Симонъ далъ перстень, a затѣмъ она не помнитъ, потому что была пьяна. Потомъ говорилъ Симонъ, обвиняя Маслову, потомъ Евфимія, очевидно говорившая всю правду, потомъ началъ рѣчь прокуроръ, всѣ силы свои употреблявшій на то, чтобы ухудшить положеніе этихъ жалкихъ пойманныхъ существъ, долго болталъ адвокатъ.
- ↑ Зач.: Предсѣдатель потомъ говорилъ резюме: съ одной стороны и съ другой стороны, указалъ и на развращенность обвиняемыхъ. И всѣ говорили не то, что думалъ Нехлюдовъ. Никто не сказалъ, что виноватые тѣ, которые допускаютъ, регулируютъ развратъ, судятъ за двѣ сторублевыя бумажки, а за то, что женщина погублена, не судятъ тѣхъ, которые погубили ее. Потомъ дано было слово подсудимымъ. Евфимія призналась въ томъ, что взяла деньги, но отрицала свое участіе въ отравленіи. Симонъ ⟨утверждалъ, что не онъ. Фармацевтъ ничего не сказалъ.⟩ во всемъ отпирался. Катюша ничего не сказала и только заплакала. — Во всемъ, во всемъ виновата — сказала она. — Коли не была бы виновата, не была бы тутъ, — сказала она и жалостно улыбнулась. Одного зуба не было.
