Черезъ пять минутъ онъ вернулся вмѣстѣ съ Катюшей. Она вошла быстрымъ шагомъ и остановилась близко передъ Нехлюдовымъ. Выраженіе лица ея было тревожное, серьезное. Сдерживая дыханіе, она смотрѣла то на того, то на другаго своими блестящими и косящими черными глазами.
— Я сказалъ ей, — сказалъ Симонсонъ.
— Ну и что жъ? Какъ же вы рѣшаете? — сказалъ Нехлюдовъ.
— Что мнѣ рѣшать? — сказала она, краснѣя и избѣгая его взгляда, — что же, какая я жена? Развѣ каторжная можетъ быть женою? Зачѣмъ мнѣ погубить Владиміра Ивановича?
— Это мое дѣло, — хмурясь сказалъ Симонсонъ. — Да и потомъ четыре года не вѣчность. Я буду ждать.
Она подняла голову и какъ бы удивленно и благодарно взглянула на Симонсона.
— Да, но если бы вышло помилованіе? — сказалъ Нехлюдовъ.
— Да вѣдь этаго не будетъ, — сказала она.
— Ну, а если бы было? — сказалъ Нехлюдовъ.
— Лучше оставьте меня, — сказала она и тихо заплакала. — Больше нечего говорить.
И всѣ вернулись въ мужскую камеру.
— Господа, великая новость, — сказалъ Набатовъ, возвращаясь со двора, — и скверная. Петлинъ прошелъ.
— Не можетъ быть, — крикнулъ Крыльцовъ.
— На стѣнѣ нашелъ его записку и списалъ: вотъ.
Набатовъ открылъ записную книжку и прочелъ: «17-го 7-го (значитъ, августа)[1] отправленъ одинъ съ уголовными на Кару. Н. зарѣзался въ Казанской тюрьмѣ. Петровъ все въ сумашедшемъ домѣ. Аладинъ покаялся и хочетъ идти въ монастырь».
Новодворовъ, Вѣра Ефремовна, Марья Павловна, Ранцева и Набатовъ — всѣ знали этихъ четверыхъ. Крыльцовъ же былъ товарищъ и другъ съ Петровымъ и, кромѣ того, былъ виновникомъ его положенія: онъ увлекъ его въ революцію.[2] Его захватили съ прокламаціями, данными Крыльцовымъ, и посадили въ одиночку, которую онъ не выдержалъ, и такъ
- ↑ Зачеркнуто: выпущенъ изъ Казанской лѣчебницы, совершенно здоровъ, иду вмѣстѣ съ Н. и новой партіей уголовныхъ. И. Н. умеръ тамъ дорогой, хорошо. Желаю одного — смерти — тогоже. Жизнь невыносима и безсмысленна. Одно спасеніе — вѣра. A вѣры нѣтъ.
- ↑ Зач.: когда Петлинъ, даровитый, горячій юноша былъ влюбленъ и сбирался жениться
