Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 33.pdf/270

Эта страница не была вычитана
народомъ. Сначала трудно было разглядѣть всѣхъ, потому что передъ окошечкомъ не переставая мелькали два взадъ и впередъ ходившіе арестанта. Они ходили въ своихъ халатахъ босикомъ молча, не глядя другъ на друга, быстро, быстро, какъ звѣри въ клѣткѣ. Одинъ былъ черный, похожъ на цыгана, другой — маленькій, рыжій, уже не молодой и бритый.[1] Изъ зa этихъ движущихся людей виднѣлись десятки еще копошащихся людей. Нехлюдовъ не могъ дольше смотрѣть это и не пошелъ зa Англичаниномъ, который опять вышелъ и опять раздавалъ свои евангелія. Прошелъ еще одну и еще и еще. И всѣ были полны, и во всѣхъ были опозоренные, озвѣренные люди, несчастные и больные.

«Боже мой, сколько ихъ», думалъ Нехлюдовъ.

Въ концѣ коридора онъ подошелъ къ мертвецкой, къ пустой камерѣ, въ которую клали умершихъ.

Въ то время какъ они подходили къ этой мертвецкой съ одного конца, съ другого конца несли въ нее на носилкахъ мертвое тѣло. Нехлюдовъ вслѣдъ зa нимъ вошелъ въ мертвецкую: тамъ лежали на нарахъ уже 7 или 8 труповъ, всѣ прямо держа босыя ноги и глядя въ потолокъ. Сторожа погнули носилки и ссыпали мертвеца, потянувъ его за руки и ноги. Мертвое тѣло, какъ деревянное, звякнуло, и особенно голова, о доску наръ. Сторожа, потянувъ за ногу, уложили его паралельно съ другими. Это было сильное тѣло человѣка, съ маленькой острой бородкой и съ глубоко подъ выступами лба ушедшими глазами, изъ которыхъ одинъ былъ полуоткрыть. Тѣло было закоченѣвше: руки, очевидно, были сложены на груди, но разошлись, особенно одна, и торчали передъ грудью, ноги босыя, съ большими оттопыренными пальцами, тоже разошлись и торчали ступнями врозь. Сторожа остановились съ носилками, ожидая дальнѣйшихъ приказаній начальства. Нехлюдовъ же невольно сталъ разсматривать трупы.

  1. Зачеркнуто: Вправо стоялъ противъ угла съ иконой старикъ съ бѣлой бородой и истово молился, кланяясь въ землю, крестился и шепталъ что то. Почти рядомъ съ нимъ двое у наръ играли въ карты. Нѣсколько человѣкъ окружали ихъ, и играющіе хлопали руками, произнося какія то отрывочный слова. Одного изъ нихъ Нехлюдовъ тотчасъ же узналъ: это былъ извѣстный безносый бродяга. — А чортъ тебя задави, — сказалъ онъ, вставая и встряхивая волосами, и выговорилъ съ особеннымъ удовольствіемъ и внушительностью сложное ругательство. — Ну, жена Марина, спать, — крикнулъ Ѳедоровъ на блѣднаго, съ одутловатымъ лицомъ малаго, который стоялъ въ числѣ смотрѣвшихъ на игру. Всѣ захохотали. Но мальчикъ снялъ халатъ и пошелъ къ нарамъ. — Нельзя ли войти? — сказалъ Нехлюдовъ смотрителю. Камеру отперли. Опять всѣ замерли. Пользуясь своимъ вліяніемъ, Нехлюдовъ попросилъ смотрителя перевести мальчика въ другую камеру, къ ребятамъ, и, простившись съ Англичаниномъ, попросилъ Смотрителя провести его прямо къ политическимъ. Они вошли къ ребятамъ. Это были одутловатые, бѣлые, съ безсмысленными глазами мальчики отъ 15-ти до 18 лѣтъ. Ихъ было 4.
257