извлекли изъ обращенія, всѣ приподнявшіяся выше толпы головы срубили.
— Вѣдь вернулись.
— Да калѣки нравственные.
— Потомъ нашихъ было больше головъ, опять всѣ срубили. Еще будетъ больше — опять всѣ срубятъ. Имъ что? Имъ все равно.
— Нельзя: некѣмъ рубить будетъ, когда народъ будетъ просвѣщенъ.
— Какъ же, дадутъ они тебѣ просвѣтить народъ, а народъ, такой, какъ теперь, еще хуже ихъ. Вонъ Дмитрій Ивановичъ что разсказывалъ.
— Не всѣ это испорченные.
— Нѣтъ, всѣ. Не то мы дѣлали. Если бы сначала теперь, я бы не то дѣлалъ. 1-ое Марта мало. Надо было не одного его, а сотни тысячъ, всю эту поганую буржуазію перебить, мерзавцевъ, — шипѣлъ онъ.[1] — Вотъ, говорятъ, выдумали балоны и бомбы душительныя, — вотъ летать и какъ клоповъ ихъ посыпать. О! негодяи.
— Такъ чтожъ ты сдѣлаешь, когда народъ не готовъ, когда народъ выдастъ насъ же.
— Всѣхъ душить, всѣхъ, всѣхъ! — прошипѣлъ Семеновъ и странно заплакалъ и закашлялся.
Въ коридорѣ зашумѣли. Сторожа принесли двѣ кровати и самоваръ. Нехлюдовъ выложилъ изъ кармановъ на окно свертки покупокъ, чаю, сахара, табаку и хотѣлъ уходитъ, но Набатовъ удержалъ его и, выйдя въ коридоръ, сказалъ, что необходимо перевести Семенова въ больницу.
— Вы понимаете, не для себя, но ему лучше.
Вышелъ и Крузе.
— Я думаю, что ему все равно. Онъ очень плохъ. Какъ бы нынче не кончился.
Нехлюдовъ пошелъ къ смотрителю и потомъ къ Доктору. Оказалось, что въ больницѣ нѣтъ мѣста. Надо было просить разрѣшенія его помѣстить въ городскую больницу. Нехлюдовъ поѣхалъ къ Губернатору. У него играли въ три стола въ карты.
— Ну вотъ это мило, — сказала губернаторша, встрѣчая Нехлюдова. — Пожалуйте въ дамскій. Мы впятеромъ устроимъ.
Нарядныя дамы улыбались. Богатый мѣстный образованный купецъ здоровался съ Нехлюдовымъ. Въ столовой стоялъ чай и вазы съ фруктами.
— Я изъ острога, у меня къ вамъ дѣло, — сказалъ Нехлюдовъ.
Губернаторъ неохотно вышелъ изъ за стола, запомнивъ, кому сдавать, и выслушалъ Нехлюдова.
- ↑ Зачеркнуто: — Чтожъ тогда народ? — И народъ поганый.
