— Здравствуйте, здравствуйте. Все хорошо, все прекрасно, — въ прекрасномъ настроеніи прокричала она ему.
По улицѣ гремѣли пролетки. Нехлюдовъ хотѣлъ подойти.
— Нельзя, нельзя, — заговорилъ капитанъ, не разбирая еще, кого онъ не пускаетъ. Но узнавъ Нехлюдова, онъ смягчился.
— Нельзя, князь — сказалъ онъ болѣе мягкимъ тономъ. — На вокзалѣ можете переговорить. A здѣсь неудобно. Трогайтесь! Маршъ! Да садитесь, Марья Павловна, — сказалъ онъ ей. — Мѣсто есть.
— Нѣтъ, нѣтъ. Лучше вонъ ту посадите, — сказала она, указывая на худую блѣдную женщину.
— Ей не полагается.
— Ну, и я не сяду...
И женщины тронулись за мущинами, остановившимися и поджидавшими ихъ.
«Цѣль уголовнаго закона, — думалъ Нехлюдовъ, — только освобожденiе общества отъ этихъ двухъ сортовъ людей, все же, что говорится о справедливости, только фразы и отводъ глазъ, чему доказательствомъ служить то, что уголовный законъ имѣетъ въ виду только людей двухъ крайнихъ полюсовъ: людей, которые значительно выше и значительно ниже уровня общества. Захватываютъ большую часть такихъ людей, которыхъ ни для справедливости, ни для безопасности общества вовсе бы не нужно наказывать или устранять».
Съ этой стороны дѣло было ясно Нехлюдову: было ясно, что дѣло дѣлается не ради справедливости, а ради обезпеченія богатыхъ классовъ въ ихъ пользованіи тѣмъ, что ими незаконно пріобрѣтено и держится, начиная съ наказанія за порубки въ лѣсахъ, безакцизную продажу вина и кончая наказаніями за патріотизмъ, за социалистическую или христіанскую пропаганду. Но являлся вопросъ: что же дѣлать съ тѣми извращенными членами общества, которые любятъ зло — грабежъ, убійство, насиліе и гордятся ими и которые, какъ бы ихъ мало ни было, разрушаютъ благоденствіе всякаго общества, если не будутъ устранены или хотя бы угрожаемы наказаніями. На этотъ вопросъ Нехлюдовъ не зналъ отвѣта и потому съ тѣмъ большимъ интересомъ сближался съ преступниками сколько могъ и изучалъ ихъ. Изъ этого разряда преступниковъ многіе, какъ самые смѣлые, обращались къ нему въ письмахъ и лично, когда смотритель разрѣшалъ свиданія съ нимъ. И онъ часто ужасался на извращенность этихъ людей, сознавая полную невозможность помочь имъ.
Но не говоря объ этомъ разрядѣ арестантовъ, которымъ Нехлюдовъ не могъ ничѣмъ помочь, онъ теперь постоянно отказывался отъ ходатайствъ и за тѣхъ невинныхъ, которые
