небольшой камерѣ (на другой сидѣла ея сожительница, Федосья), сняла халатъ и, опустивъ руки на колѣна, жалостно, по дѣтски заплакала. Федосья, какъ обыкновенно, въ одной острожной рубахѣ сидѣла на своей койкѣ и быстрыми пальцами вязала шерстяной чулокъ.
— Ну что, повидались? — спросила она, поднявъ свои ясные голубые глаза на вошедшую.
Когда же она увидала, что та плачетъ, Федосья пощелкала языкомъ, покачала простоволосой, съ большими косами головой, особенно выставляя указательные пальцы, продолжала вязать.
— Чего плакать? Ну что рюмить! — сказала она. Маслова молчала. — Пуще всего не впадай духомъ. Эхъ, Катюха. Ну! — говорила она, быстро шевеля пальцами.
Но Маслова продолжала плакать. Тогда Федосья еще быстрѣе зашевелила указательными пальцами, потомъ вынула одну спицу и, воткнувъ ее въ клубокъ и чулокъ, какъ была босая, вышла въ коридоръ.
— Куда? — спросилъ надзиратель.
— Къ господамъ, словечко нужно, — сказала Федосья и, подойдя къ двери, заглянула въ камеру Марьи Павловны.
Марья Павловна сидѣла на койкѣ и слушала, а сожительница ея читала что-то. Федосья отворила дверь.
— А, Феничка, ты что?
— Да что, Катюха наша пришла изъ конторы, все плачетъ, — улыбаясь сказала Федосья.
— Вернулась?
— То-то и дѣло, видно, что не ладно.
Марья Павловна встала и, какъ всегда, спокойная, веселая, румяная большими твердыми шагами пошла въ камеру Масловой.
— Чтожъ, у васъ вышло что нибудь непріятное? — спросила она, садясь на койку Федосьи.
Маслова посмотрѣла на нее и опять еще сильнѣе заплакала.
— Ничего не вышло, а только онъ сталъ опять свое говорить, — говорила она рыдая, — что женится на мнѣ, — и, сказавъ это, она вдругъ засмѣялась. — А я сказала, что не надо.[1]
Марья Павловна внимательно уставила свои красивые бараньи глаза на взволнованное лицо Масловой и покачивала головой, не то одобрительно, не то недоумѣвающе.
— Да ты любишь его? — сказала она.
— Разумѣется, люблю, — сказала Маслова (Маслова упросила Марью Павловну говорить ей ты, сама говорила ей вы), и слезы потекли у ней по щекамъ. — Такъ чтожъ, за то, что люблю, и погубить его? — продолжала она всхлипывая. — А вотъ
- ↑ Зачеркнуто: А потому не надо, что не хочу я отъ него никакихъ жертвовъ. Правда вѣдь, Марья Павловна?
