большая радость просилась въ его душу, но онъ не могъ еще повѣрить себѣ.
— Катюша, какъ я сказалъ, такъ и говорю, — сказалъ Нехлюдовъ особенно серьезно. — Я прошу тебя выдти за меня замужъ. Если же ты не хочешь и пока не хочешь, я, такъ же какъ и прежде, буду тамъ, гдѣ ты будешь, и поѣду туда, куда тебя повезутъ.
— Это ваше дѣло, я больше говорить не буду, — сказала она, — а вотъ Марья Павловна говорила, чтобы мнѣ въ лазаретѣ сидѣлкой быть, такъ я подумала, что это лучше. Можетъ, я гожусь, такъ вы попросите, пожалуйста.[1]
«Боже мой! какая перемѣна. Господи, помоги; да ты уже помогъ мнѣ», — говорилъ онъ себѣ въ то время, какъ обѣщалъ ей попросить объ этомъ смотрителя и доктора, испытывая радость, и не радость, а какое то новое чувство расширенія и освобожденія души, котораго онъ никогда еще не испытывалъ.
— А я вина больше пить не буду, — сказала Катюша, жалостно улыбаясь. — Меня Марья Павловна просила, и я сдѣлаю.
— Вы полюбили Марью Павловну?
— Марью Павловну? Да это не человѣкъ. Такихъ не бываетъ. Я нынче ночью думала: это ангелъ съ неба для меня грѣшной посланъ. Только бы хотя немножко.... Ну, простите, — и она опять заплакала.
— Такъ вотъ, я теперь ѣду въ Петербургъ по нашему дѣлу, и по дѣлу, по которому Марья Павловна просила, вы скажите ей. Я почти надѣюсь, что приговоръ отмѣнятъ.
— И не отмѣнятъ — хорошо. Я не за это, такъ за другое того стою.
И она опять заплакала.
«Боже мой, за что мнѣ такая радость», думалъ Нехлюдовъ, испытывая послѣ вчерашняго сомнѣнія совершенно новое, никогда не испытанное имъ чувство умиленія и твердости, увѣренности въ силѣ и непобѣдимости любви, настоящей, божеской любви.
Вернувшись послѣ этого свиданія въ свою камеру, Маслова весь вечеръ проплакала.[2] Войдя въ свою пропахшую потомъ камеру, Маслова сѣла на одну изъ двухъ коекъ, стоявшихъ въ
- ↑ Зачеркнуто: — Двигается! Двигается! Тронулось, — думалъ Нехлюдовъ, почему то вспомнивъ тотъ звонъ и пыхтѣніе на рѣкѣ льда, въ ту страшную ночь.
- ↑ Зач.: Камера была небольшая, третья по коридору. Въ ней стояли двѣ койки съ соломенными матрасами. На одномъ спала Федосья, на другомъ Маслова. Въ углу, у двери, лежали узлы. Въ переднемъ углу надъ койкой Федосьи была икона, на которую утромъ и вечеромъ молилась Федосья.
