и звалъ ее Машей. Но Марья Павловна не послушала его и большими шагами подошла къ Нехлюдову и, прямо глядя ему въ лицо своими бараньими глазами, поздоровалась съ нимъ, какъ съ знакомымъ, сильной большой бѣлой рукой крѣпко сжимая его руку.
— Тутъ у насъ совершается отвратительная гадость, звѣрская жестокость, — сказала она рѣшительно. — Я вижу, что васъ здѣсь уважаютъ, и вы вѣрно имѣете связи. Помогите этому дѣлу — тому, чтобы не пытали женщину, еще беременную.
— Что такое? Я не знаю, могу ли? — сказалъ Нехлюдовъ.
— Хотите вы или не хотите помочь?
— Хочу, очень хочу что могу, — съ тѣмъ серьезнымъ видомъ, съ которымъ онъ говорилъ о вещахъ, считаемыхъ имъ самыми важными, сказалъ Нехлюдовъ. — Не знаю, могу ли?
— Хотите, ну и прекрасно, — сказала она, по его выраженію понявъ его искренность. — Сдѣлайте что можно, а тамъ видно будетъ. Видите ли...
И она разсказала ему, какъ тайная полиція или охрана попала на новый слѣдъ людей не попавшихся и, чтобы затянуть и этихъ людей, выбрали изъ всѣхъ самую слабонервную, Дидерихъ, — правда, она и ближе была съ тѣми людьми, которыхъ они ищутъ, и начали мучать ее.
Meдынцевъ подошелъ къ нимъ и тоже, какъ знакомый, поздоровался съ Нехлюдовымъ. Вильгельмсонъ же, видимо не одобряя ихъ обращенія къ Нехлюдову, сидѣлъ, мрачно глядя передъ собою.
— Такъ вотъ они ее нравственно истязаютъ: то увѣряютъ ее, что мы всѣ сознались, что она только вредитъ себѣ, то пугаютъ ее. По ночамъ входятъ къ ней безъ всякой надобности, только чтобы довести ее до крайняго нервнаго разстройства. Не даютъ ночь спать, а на утро ведутъ къ допросу. А она нервная, болѣзненная. Небось, не мучаютъ меня, — прибавила она улыбаясь, — знаютъ, что у меня нервовъ нѣтъ, и отъ меня, кромѣ обличенія ихъ же, ничего не добьются. Такъ вотъ можете вы сдѣлать что нибудь?
— Знаю я вице-губернатора, правящаго должность.
— Скажите хоть ему, онъ можетъ.
— Потомъ въ Петербургѣ не могу ли я? Тамъ у меня есть кое-кто.
— Это прекрасно, но надо сейчасъ спасти женщину.
— Такъ я непремѣнно....
— Я бы рада для васъ сдѣлать все что могу, но, какъ видите, мы всѣ поставлены въ такое положеніе, что ничего не можемъ сдѣлать, — сказала она и улыбнулась своей свѣтлой, доброй, не имѣющей ничего женскаго, кокетливаго улыбкой.
«Да, если бы можно было ее съ Катюшей, если бы онѣ вмѣстѣ пожили», — подумалъ Нехлюдовъ.
