— Чего же тут, поспеешь. А то ночуй, куда же на ночь глядя ехать. Заворачивай, — говорил Исай, хватаясь за вожжу.
— Некогда, другой раз заеду. А ты вот скажи, как нам тут не сбиться опять?
— Где же тут сбиться, прямо на Молчановку, как выедешь на большак, сейчас влево, тут и есть Пирогово.
— Поворот-то с большака где, по летнему или по зимнему? — спросил Никита.
— По зимнему. Сейчас как выедешь, тут и есть.
— Поедем, что же, до Молчановки всё доедем.
Поехали дальше. В деревне было тихо, весело от песен; по дороге был виден навоз и пахло им. Но как только выехали за околицу, опять засвистела буря, понесло снизу и упорно мело с занесенной снегом крыши сарая, стоявшего на выезде.
Лошадь шла еще всё бодро, и дорога, казалось, не пропадала; ветер теперь был почти встречь. Поехали ровной рысцой и молча ехали полчаса, час, деревни всё не было.
— А ведь мы опять видно неладно едем, — сказал Вас[илий] Андр[еич].
— Известно, неладно. Похоже, смеркаться стало, а деревни нет. Видно, сбились. Ты напрасно влево воротил, вправо надо, — сказал Никита.
— Да он всё влево воротит.
— А воротит, так пущей. Куда-нибудь да вывезет.
В[асилий] А[ндреич] пустил вожжи, и только что он пустил, как лошадь тотчас же стала поворачивать; поворачивая, казалось, она совсем обратно пошла. Ветер стал дуть сзади, казалось теплее. Стало уже совсем смеркаться. И не прошло получаса, как впереди зачернело что-то, постройки или деревня, и вдруг сани стали скользить легче и под ногами лошади было меньше снега. Очевидно, они ехали по дороге.
— Тьфу ты! — вдруг проговорил Никита. — Ведь это опять Гришкино.
Опять они въехали в улицу, опять стало тише, теплее, только с крыши сдувало снег, была видна дорога, слышались голоса, и в окнах светились приветные огни.
— Заворачивай ко двору. Надо спросить толком, — сказал Никита.
В[асилий] А[ндреич] повернул лошадь через сугроб и остановил ее у ворот. Никита подошел к окну, постучал кнутовищем.
— Чего! Кто там? — откликнулся голос.
— Отложи, выдь-ка на час.
Долго говорили там, наконец, вышел мужик в одной белой праздничной рубахе и малый за ним в красной.
— Да вы чьи же будете?
— Вас[илий] Андр[еич] из Микольского.
— А, Андреич. Заходи, замерз, я чай. Петрушка, поди отвори ворота.
