Аркадій Кузмичъ. Будетъ, послали Семена за Капчичемъ. Если свободны, то будетъ.
Таня. А какъ вы понимаете?
Григорій. Одни пустяки, отъ нечего дѣлать.
Аркадій Кузмичъ. Много вы понимаете... (Читаетъ газету.)
(Входитъ Николай буфетчикъ, торопясь.)
[Николай.] У васъ, Григорій Михайлычъ, ложечка? Опять недочтусь. (Танѣ.) Да стаканы принесите, пожалуйста.
Григорій Михайлычъ. То то суета. Только и заботы.
Николай. Вамъ хорошо. A мнѣ вотъ гдѣ.
Григорій Михайлычъ. Вотъ гдѣ. (Передразниваетъ.) Пойти покурить. (Уходитъ.)
Николай. То-то обидчикъ, да Богъ съ нимъ. Что, Татьяна Ивановна, барыня не говорила ничего?
Таня. Ничего.
Николай. Помилуй Богъ, откажутъ. Вѣдь у меня семейство. Я на труды не смотрю, только для семейства. Такъ ли? (Уходитъ.)
[Швейцаръ.] Доложите барину, мужикъ какой-то изъ деревни. Говоритъ, баринъ велѣлъ.
Таня. Какой мужикъ? Деменскій?
Швейцаръ. Изъ Курской деревни.
Таня. Они. Это Семена отецъ, объ земли. (Таня выходитъ на крыльцо.)
Григорій. Ишь, вострая какая.
(Звонятъ, выходитъ камердинеръ.)
[Швейцаръ.] Доложите барину, мужики Деменские изъ Курской деревни.
Камердинеръ. Знаю, онъ велѣлъ подождать. Гость у него.
Швейцаръ. Натопчатъ они!
Камердинеръ. Ну, ужъ подотрешь.
Таня (провожаетъ ихъ). Сюда, сюда, дяденька.
(Мужики несутъ гостинцы, куличъ и яйца, ищутъ, на что креститься. Крестятся на лѣстницу; кланяются камердинеру и становятся твердо.)
