и до меня; а потому я попросилъ у хозяина четыре деревянныя чашки, налилъ въ чашки воды и каждую ножку кровати поставилъ въ чашку съ водой. Я лёгъ, поставилъ свѣчу на полъ и сталъ смотрѣть — чтó будутъ дѣлать клопы. Клоповъ было много и они уже чуяли меня: я видѣлъ, какъ они ползли по полу, влѣзали на край чашки и одни падали въ воду, другіе ворочались назадъ. «Перехитрилъ я васъ», подумалъ я, «теперь не доберётесь» — и хотѣлъ уже тушить свѣчу, какъ вдругъ почувствовалъ, что меня кусаетъ что-то. Осматриваюсь: клопъ. Какъ онъ попалъ ко мнѣ? Не прошло минуты, я нашёлъ другаго; я сталъ оглядываться и допытываться — какъ до меня они добрались?
Долго я не могъ понять, но наконецъ взглянулъ на потолокъ и увидалъ — клопъ ползъ по потолку; какъ только онъ доползъ вровень съ кроватью, онъ отцѣпился отъ потолка и упалъ на меня. «Нѣтъ», подумалъ я, «васъ не перехитришь», надѣлъ шубу и вышелъ на дворъ.
Заяцъ сказалъ разъ гончей собакѣ: для чего ты лаешь, когда гоняешься за нами? Ты бы скорѣе поймала насъ, если-бы бѣжала молча. А съ лаемъ ты только нагоняешь насъ на охотника: ему слышно, гдѣ мы бѣжимъ; и онъ, забѣгаетъ съ ружьёмъ намъ на встрѣчу, убиваетъ насъ, и ничего не даётъ тебѣ».
Собака сказала: «я не для этого лаю, а лаю только потому, что когда, слышу твой запахъ, то и сержусь,
