Словоохотливая старуха остановилась у крыльца и разсказала Левину всю исторію ребенка и его родителей. Сынъ ея старшій былъ водовозомъ въ городѣ, приносилъ на одной лошади рублей 80 въ годъ; жена его, молодайка, тамъ родила и пошла кормилицей къ барынѣ, ребеночка прислала къ бабушке, и мать съ нимъ теперь спала и выкармливала его на рожкѣ.
— Чтожъ, здоровъ ребенокъ?
— Слава тебѣ, Господи.
— Чтожъ, часто встаешь ночью?
— Да вотъ другой разъ всю ночь спать не даетъ. А пора рабочая. Овесъ не вязанъ.
Поговоривъ съ бабой, Левинъ вернулся въ сарай и къ своимъ мыслямъ.
«Зачѣмъ нашъ ребенокъ будущій ожидается съ такими приготовленіями, а этотъ? Чтожъ, могу я отдать все и чтобъ Кити, какъ эта бабушка или какъ мать, выкармливала?... Нельзя. Нельзя также, какъ нельзя птицѣ, устыдившейся того, что она летаетъ, а заяцъ не можетъ отдать ему свои крылья». И успокоившись навремя этими доводами, Левинъ сталъ засыпать и уже сквозь сонъ слышалъ смѣхъ и веселый говоръ Весловскаго и Степана Аркадьича.
Долли чувствовала себя смущенной, но, чтобы говорить что-нибудь, она, хотя и считала, что съ его гордостью ему непріятны были похвалы его дома и сада, она все таки сказала, что поражена красотой его усадьбы, и съ удивленіемъ замѣтила, что это очень обрадовало его. Онъ вдругъ оживился и сталъ разсказывать ей о своихъ нововведеніяхъ и улучшеніяхъ и сталъ показывать ей ихъ. Изъ за того общаго всѣмъ свѣтскаго приличія, съ которымъ хозяева выставляютъ свои удобства жизни и роскошь съ такимъ видомъ, что это имъ и всѣмъ гостямъ должно представиться какъ самое обыкновенное, она не догадывалась, что, посвятивъ теперь на улучшеніе и украшеніе своей усадьбы всѣ силы своей жизни, для Вронскаго было необходимо показать все это кому нибудь и что ему некому было показывать, и онъ былъ въ восхшценіи отъ того, что она наивно любовалась всѣмъ.
— Если вамъ не скучно и вы не устали, то пройдемте въ больницу, — прибавлялъ онъ, безпрестанно заглядывая ей въ лицо, чтобы убѣдиться, что ей точно было не скучно. — Ты не пойдешь, Анна? — обратился онъ къ ней.
— Нѣтъ,[1] мы пойдемъ. Неправда ли? — обратилась она къ Свіяжскому. — Только[2] il ne faut laisser le pauvre