Антоновичъ былъ въ полной увѣренности, что судьба не даромъ заманила его въ Россію, что онъ никакъ не уѣдетъ изъ Россіи такимъ же Просперъ Антоновичемъ — искателемъ пропитанія; а что рано или поздно должна подвернутся какая-нибудь Графиня или Княгиня, которая плѣнится его любезностью и дирочкой въ подбородкѣ и предложить ему сердце и рубли (которыхъ будетъ очень много) и даже рабовъ. — Поэтому Просперъ Антоновичъ на всякій случай всѣ свои доходы, (которые были значительны, потому что онъ давалъ уроки въ лучшихъ домахъ Москвы по 10 р.), употреблялъ на жилеты, панталоны, цѣпочки, шляпы и т. д. и былъ особенно любезенъ со всѣмъ женскимъ поломъ. Нельзя же ему было знать навѣр- ное, которая имянно была его Графиня съ рублями и рабами. Много было вѣщей, о которыхъ, хотя онъ уже пять лѣтъ жиль въ Россіи, имѣлъ самыя темныя и странныя понятія — кнутъ, козакъ, дорога по льду, крѣпостные люди и т. п. —
Онъ имѣлъ много привычекъ, которыя ясно доказывали, что онъ не бывалъ въ хорошемъ обществѣ. Напримѣръ, онъ плевалъ, держалъ руки подъ фалдами сертука, щелкалъ пальцами, когда вдругъ вспоминалъ что-нибудь, смѣялся очень громко — однимъ словомъ, у него были дурныя манеры: однако бабушка всегда говорила, что St.-Jérôme очень милъ; я увѣренъ — будь онъ не Французъ она бы первая сказала, что непозволительно тривіалену и сказала бы ему: «вы, мой любезный». —
Только что я услыхалъ голосъ St.-Jérôme’a, я горошкомъ вскочи лъ съ постели и сталъ одѣваться. Я его боялся, не потому, чтобы онъ былъ строгъ; но я еще не зналъ, a неизвѣстность страшнѣе всего.
Володя бросилъ книгу, въ которой, я увѣренъ, онъ и прежде ничего не понималъ, такъ сильно должно было быть его без- покойство, и сталъ не безъ волненія въ первый разъ надѣвать синій фракъ галстукъ и сапоги съ каблуками. — Онъ былъ совсѣмъ готовъ, когда я взошелъ въ комнату, и уже съ шляпой въ рукѣ стоялъ передъ зеркаломъ. St.-Jérôme отошелъ въ сторону съ озабоченнымъ видомъ, чтобы издалека посмотрѣть на него. «C’est bien, сказалъ онъ: partons.[1] Et vous, сказалъ онъ, съ строгимъ лицомъ, обращаясь ко мнѣ: préparez votre thème pour cette après-dîner»,[2] и вышелъ. Володя, выходя, оглянулся на меня и покраснѣлъ. — Должно быть онъ замѣтилъ зависть и досаду въ моихъ глазахъ, или это было отъ удовольствія — не знаю. St.-Jérôme напомнилъ мнѣ о темахъ, можетъ-быть такъ, чтобы сказать что-нибудь, или чтобы показать, что, несмотря и на этотъ важный случай, онъ не забываетъ своей обязанности. Мнѣ же показалось, что онъ
