своего Василья Васильича, вспомнилъ, какъ передавали ему люди, что Василій Васильичъ называлъ его не иначе, какъ пьяницей, вспомнилъ, какъ съ молодыхъ ногтей они съ нимъ равнялись въ жизни и какъ во всемъ въ жизни Василій Васильичъ былъ счастливѣе его: и на службѣ и въ милости Царей, и въ женитьбѣ — красавицу жену его, Авдотью Ивановну, онъ вспомнилъ, — и въ дѣтяхъ. У Василья Васильича была жена, дѣти. Онъ еще при Царѣ Ѳедорѣ Алексѣичѣ былъ первымъ человѣкомъ, а теперь 7 лѣтъ прямо царствовалъ, съ тѣхъ поръ, какъ связался съ Царевной. А у него, Бориса Алексѣевича, ничего не было: жена померла, дѣтей не было, и во всей службѣ своей, чтожъ онъ выслужилъ? Кравчаго, да двѣ вотчины въ 400 дворовъ, да и тѣхъ ему не нужно было. Въ немъ проснулось чувство той сопернической злобы, которая бываетъ только между родными. —
— Такъ нѣтъ же, вотъ онъ погубить меня хотѣлъ, а я спасу его, — сказалъ себѣ Борисъ Алексѣевичъ, и быстрыми шагами, не видя никого и ничего, пошелъ, куда надо было.
[1]Какъ это бываетъ въ минуты волненія, ноги сами вели его туда, куда надо было, въ Царскіе хоромы.[2]Борисъ Алексѣичъ, уже цѣлый мѣсяцъ былъ въ томъ натянутомъ положеніи, въ какомъ находится лошадь, когда тяжелой возъ, въ который она запряжена, разогнался подъ крутую гору. Только поспѣвай, убирай ноги. И старая лѣнивая лошадь летитъ, поджавъ уши и поднявъ хвостъ, точно молодой и горячій конь. Тоже было съ Борисомъ Алексѣевичемъ. Царица больше всѣхъ, больше, чѣмъ брату родному, вѣрила ему, Царь Петръ Алексѣевичъ слушался его во всемъ.[3] И такъ съ перваго шага 7 Августа изъ Преображенскаго, когда уѣхали всѣ въ Троицу, все дѣлалось приказами Бориса Алексѣевича. И что дальше шло время, то труднѣе, сложнѣе представлялись вопросы и, чего самъ за собой не зналъ Борисъ Алексѣевичъ (какъ и никогда ни одинъ человѣкъ не знаетъ, на что онъ способенъ и не способенъ), ⟨онъ легко и свободно велъ все дѣло,⟩ ни одна трудность не останавливала его, и, къ удивленію и радости, и ужасу своему, въ началѣ Сентября онъ чувствовалъ, что въ немъ[4] сосредоточивалась вся сила той борьбы, которая велась между Троицей и Москвою.
[5]Трудъ не тяготилъ его: его поддерживала любовь къ своему воспитаннику Петру, на котораго онъ любовался и любилъ, не какъ отецъ сына, но какъ нянька любитъ воспитанника, и дружба съ Царицей Натальей Кириловной, которая любила Бориса Алексѣевича и покорялась ему во всемъ и любовь
- ↑ Абзац редактора.
- ↑ Со слов: Б. А. уже цѣлый мѣсяцъ кончая: во всемъ. на полях написано: Голицынъ ослабѣлъ, самъ не ждалъ, что онъ такъ великъ. Ротъ когда пьетъ.
- ↑ Со слов: Б. А. уже цѣлый мѣсяцъ кончая: во всемъ. на полях написано: Голицынъ ослабѣлъ, самъ не ждалъ, что онъ такъ великъ. Ротъ когда пьетъ.
- ↑ Зачеркнуто: какъ къ единственной тогда сильной власти сбѣгались всѣ лучи самаго разнороднаго государственнаго управленія.
- ↑ Абзац редактора.
