— А мне так страшно, так страшно. Одной.
— A Marie — ты ее и не считаешь, а она тебя так любит.
Княгиня подвинулась к Marie и засмеялась своим милым смехом и пожала ей руку и поцеловала ее.
— А я как полюбила cette chère Marie,[1] — сказала она мило и с тактом, поправляя сделанную неловкость. Но почему то казалось, что эта любовь к Мари, о которой она говорила, не имела никакой цены.
[Далее со слов: На дворе была темная осенняя ночь, кончая: Мне и так совестно, что я вам на руки оставляю беременную... — близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]
— Петербургскую манеру оставь. Скажи: сделайте то то и то то.
— Ну так вот что сделайте: когда жене будет время родить, в последних числах ноября, пошлите в Москву за акушером — он предупрежден. Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
— Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, я согласен, и что из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела и она боится.
— Она и есть, — про себя проговорил старый князь и продолжал дописывать. — Я сделаю. Она и есть, она и есть, — повторял он.
— Кто она?
— Твоя жена.
— Что она?
— Дура, — коротко, как один слог отрезал князь и, расчеркнув свою подпись, начал свертывать письмо.
— Вы бы могли мне этого не говорить, батюшка, — печально и строго сказал Андрей.
— Я за обедом вникал. Да нечего делать, дружок, — сказал князь, — они все такие. Ты не бойся,[2] никому не скажу, а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку выше локтя костлявой маленькой кистью и потряс ее и засмеялся своим неприятным смехом. Потом он начал складывать и печатать письмо, с своей привычной быстротой хватая и бросая сургуч, печать и бумагу.
— Что делать. Она — добрая бабочка. Красива. Я все ей сделаю. Ты будь покоен, — говорил он отрывисто во время печатания. Андрей сидел, недовольно морщась и потирая себе лоб и глаза рукою. Старик встал и подал письмо сыну.
— Слушай, — сказал он. — Об дуре жене не заботься, что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай. Отдай письмо Михаилу Илларионовичу. Я пишу, чтоб он тебя употреблял в хорошие места и долго не держал адъютантом.[3] Скверная должность.
