засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке. — «Дело всё в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему на завтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
— Eh bien, Rapp, croyez-vous, que nous ferons de bonnes affaires aujourd’hui?[1] — обратился он к нему.
— Sans aucun doute, Sire,[2] — отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
— Vous rappelez-vous. Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire à Smolensk, — сказал Рапп, — le vin est tiré, il faut le boire.[3]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел опустив голову на руку.
— Cette pauvre armée, — сказал он вдруг, — elle a bien diminué depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence à l’éprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte?[4] — вопросительно сказал он.
— Oui, Sire,[5] — отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко;
- ↑ Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?
- ↑ Без всякого сомнения, государь.
- ↑ Вы помните ли, государь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его выпить.
- ↑ Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?
- ↑ Да, государь,
