Изъ воспоминаній
89
часымъ заборомъ. Въ то время Ѳедоръ Ѳедоровичъ не былъ уже директоромъ нмператорскаго театра, но не переставалъ еще интересоваться имъ; его посѣщали актеры и театралы, журналисты и литераторы, и на его домашней сценѣ бывали иногда спектакли, въ которыхъ самъ онъ непремѣнно участвовалъ. На эти вечера съѣзжались люди изъ лучшаго московскаго общества и артисти-ческаго круга, и многихъ, кажется, нестолько привлекало предлагаемое зрѣлище, сколько сопровождавшіе его ужины и вообще широкое, радушное гостепріимство хозяина. Мнѣ скоро пришлось быть на одномъ изъ такихъ спектаклей, и хотя онъ сильно при-влекалъ меня, особенно артистической игрою самого Кокошкина и жившей тогда въ его домѣ актрисы Потанчиковой, но я замѣтилъ однако же, что нѣкоторые гости меньше интересовались пьесою, чѣмъ буфетомъ. Иные даже въ тихомолку подсмѣивались надъ превосходительнымъ актеромъ.
На масляницѣ, Кокошкинъ былъ у васъ на блинахъ, загово-рилъ со мною, спросилъ о занятіяхъ въ гимназіи, пожелалъ ви-дѣть мои классный сочиненія и предложилъ брать книги изъ его библіотеки. Я конечно не упустилъ случая воспользоваться этимъ предложеніемъ. Тутъ удалось мнѣ перечитать много классичѳскихъ, преимущественно франдуэскихъ писателей и въ первый раэъ познакомиться съ трагедіями и романами Вольтера. Вмѣстѣ съ тѣмъ, при частыхъ прогулкахъ въ библіотеку, гдѣ иногда проводилъ я дѣлые часы, разсматривая гравюры и иллюстрированный изданія, который неудобно было брать домой, познакомился я и съ домашней жизнью моего патрона.
Кокошкину въ то время было лѣтъ семдесятъ, но онъ еще казался бодрымъ и не переставалъ розыгрывать свѣтскаго селадона и дамскаго поклонника. Надобно было видѣть, какія совершались съ нимъ каждый день овидіевскія превращенія. Утромъ, вставь съ постели, сидѣлъ онъ въ своемъ кабинетѣ, въ большомъ воль-теровскомъ креслѣ, желтый какъ египетская мумія, съ гладкимъ безволосымъ черепомъ и ввалившимися щеками, и медленно пилъ свою чашку кофе. Казалось, этотъ уже полуживой старикъ сейчасъ рухнетъ на ноль. Но вотъ приходить его камердинеръ, Данило Иванычъ, ставить на столь разныя принадлежности старческаго туалета—флаконы съ румянами и бѣлилами, щеточки и кисточки, рыжеватый парикъ на деревянномъ болванѣ и искусственную челюсть на серебряномъ блюдцѣ. И начиналось превращеніе, какого не придумывалъ и пѣвецъ Метаморфозъ. Пергаменное лицо начинало бѣлѣть и алѣть подъ косметической щекатуркой, голый чѳ-репъ прикрывался густыми вавитыми кудрями, изъ-за натертыхъ розовой помадою губъ выглядывали прекрасные вставные вубы, и вся сгорбленная фигура выпрямлялась подъ туго-эатянутымъ
кор-сетомь. Раза два или три въ недѣлю, въ модномъ сюртучкѣ, съ