Соціалистъ прощлаго вѣка
295
одного изъ прочихъ арестантовъ. Матросы замѣтили, что онъ гля-дѣлъ куда-то далеко, туда дальше, гдѣ море сливается сѣ иебомъ, а по впалымъ щекамъ его медленно катились слезы.
— Глянько-ко, Маруська, на тово вонь съ бородой — видиіуь?
— Вижу... что плачетъ?
— Да, онъ самый.
— Что жъ?—на кого не доведись:—невольникъ.
— Да тебѣ развѣ повылазило!
— А что? •
— Али не видишь кто это!
— А Богъ ево знаетъ.
— Да это Евдокимъ Михайлычъ.
— Что ты! Кравковъ?
— Онъ и есть—что капитаномъ у насъ былъ.
— Айгай!—съ нами святъ!—и точно онъ.
— Господи!—вотъ диво-то!—за что ево?
— А Богъ ево знаетъ... А какой добрый былъ человѣкъ.
Матросы нарочно подошли ближе къ таинственному арестанту,
показывая видъ, что идутъ по дѣлу. Арестантъ взглянулъ на нихъ, и въ глазахъ его, сквозь застилавшія ихъ слезы, какъ бы что то затеплилось, точно радость.
— Здравствуй, Маруська! — здорово, Гавриловъ! произнесъ съ улыбкою арестантъ.
Матросы точно остолбенѣли. Кравковъ продолжалъ глядѣть на нихъ. в
— Развѣ не узнаете Кравкова—капитана?
— Какъ не узнать, ваше выскородіе!—Да какъ же это, Господи!
— Эй, проходи, служба! загораживалъ собою Кравкова Одинъ изъ конвойныхъ:—проходите, господа служба! — разговаривать не приказано.
— Да мы Богъ знаетъ какъ!—мы и не знай что!
— Мы всей душой, вашескородіе!
— Бога за васъ молимъ денно-ношно!
— Сказано проходи! капитану пожалуюсь! горячился конвойный.
— Отойдите лучше, братцы, тихо сказалъ Кравковъ:—онъ че-ловѣкъ не вольный—подъ присягой... Спасибо за то, что не забыли.
— Ахъ, вашескородіе! Евдокимъ Михайлычъ! — да мы Богъ знаетъ какъ!
— Проходи! проходи!
Въ это время изъ офицерской каютъ-кампаніи вышли два офицера съ какою-то бумагою въ рукахъ. Это были списки арестантовъ, препровождавшихся на «Витязѣ», который долженъ былъ сдать ихъ въ Ревелѣ коменданту крѣпости.
— Да неужели-жъ это онъ? говорилъ, видимо волнуясь, бѣло-курый, лѣтъ подъ тридцать офицеръ съ голубыми главами.
о :