Соціалистъ прошлаго вѣка
273
къ лучшимъ представителямъ котораго, за исключеніемъ, быть можетъ, балахнинскаго исправника, принадлежали всѣ лица, такъ вдругъ единодушно заинтересовавшіяся личностью Кравкова, — это общество, по крайней мѣрѣ большинство образованная) дворянства, не отличалось особенной преданностью церкви и право-славію, считало сотнями въ своихъ рядахъ ревностныхъ масо-новъ, иллюминатовъ или усердныхъ поклонниковъ Вольтера, Дидро, д'Аламбера, Гельвеція. Ни въ Нижнемъ, ни въ Петербург^ особенно, никого тогда не могло удивить, что какой-то русскій дво-рянинъ, отставной капитанъ-лейтенантъ, съ неуваженіемъ отзывается о русской церкви, не почитаетъ ни таинствъ ея, ни обря-довъ. Кощунство надъ вѣрою, насмѣшки надъ христіанствомъ были* въ то время у насъ до такой степени въ модѣ, что имъ предавались часто даже люди вѣрующіе, изъ боязни прослыть отсталыми. Въ рѣчахъ Кравкова, такъ вдругъ поразившихъ высокопоставлен-ныхъ лицъ и въ Нижнемъ, и въ Петербургѣ, были высказаны тѣ вольныя мысли о церкви, которыхъ держались и они сами, и огромное множество ихъ друзей и знакомыхъ, и, наконецъ, нѣ-сколько согь тысячъ русскихъ крестьянъ и купцовъ - раскольни-ковъ, которыхъ въ то время запрещено было преслѣдовать. Въ простыхъ словахъ Кравкова: «гдѣ хочетъ, тамъ и живетъ, и что хочетъ, то и думаетъ», выразились самыя невинныя и естественный требованія каждаго свободнаго человѣка, самое первое правило начала свободы совѣсти, начала, торжественно провозглашен- ' ныл законодательствомъ того времени! Тѣмъ не менѣе, и Ребин-деру въ Нижнемъ, и высшимъ лицамъ въ Петербургѣ мысли Кравкова представляются «зловредными». Подобно балахнинскому исправнику (арестовавшему Кравкова), всѣ они одинаково были поражены не мыслями Кравкова, а тѣмъ обстоятельствомъ, что ихъ возвѣщалъ отставной капитанъ-лейтенантъ съ бородой, въ неподобной одеждѣ; что онъ, осуждая греко-россійскую церковь, ея таинства и обряды, въ то же время называлъ себя христіаниномъ, почиталъ Николая Чудотворца. Раскольника-крестьянина не аре-стовалъ бы и балахнинскій исправникъ; дворянина масона, деиста или атеиста, преспокойно оставили бы въ покоѣ, но дворянинъ раскольникъ былъ явленіѳмъ до такой степени страннымъ, что не могъ не возбудить къ себѣ сильнаго подозрѣнія и въ балахнин-скомъ исправникѣ, и въ исправляющемъ должность генералъ-гу-бернатора, и въ князѣ Вяэемскомъ, и въ самой императрицѣ Бка-теринѣ П. Всѣ они были изумлены этимъ случаемъ не только какъ лица правительственныя, представители государства, но и просто какъ людн образованные, представители русскаго общества второй половины XVIII вѣка».
Какъ бы то ни было, Кравкова въ тотъ же день представили
предъ ясныя очи Степана Ивановича Шешковскаго.